Зинаида Шедогуб - Работа по распределению

Новогодний вечер в пединституте.

Темноту разрезают разноцветные огоньки праздничных гирлянд. Я стою у стены и тщетно пытаюсь разглядеть однокурсниц, Свету и Лилю.

– Подруги выходят замуж, а у меня нет даже парня. Неужели так никому и не понравлюсь? Значит, поеду скоро по распределению, – с досадой вздыхаю я, считая, что зря так долго вертелась перед зеркалом, укладывая непокорные волосы в замысловатую прическу. – Все зря… Лучше бы поехала домой, в Черный Ерик. Нет, все же зря осталась в Краснодаре…

– Пойдем, Дюймовочка, танцевать, – вдруг слышу я и радостно вздрагиваю. Еще не видя говорящего, пытаюсь улыбнуться и поправляю прическу, чтобы ему понравиться.

Боже, как он красив! Блестящие волосы коротко острижены. На высоком лбу темнеют чуть изогнутые брови. Синие очи смотрят умно и насмешливо. Под тонким носом пламенеют чувственные губы.

Танцует он так легко, что я, стыдясь своей неуклюжести, изо всех сил пытаюсь уловить движение его мышц, чтобы предугадать очередное танцевальное па и не опозориться.

Закончился танец, и незнакомец предлагает:

– Давай, Дюймовочка, отсюда куда-нибудь убежим.

– Хорошо, – не задумываясь, отвечаю я, готовая последовать за ним в тот миг хоть на край света.

Взявшись за руки, мы идем в парк.

Неслышно падают с неба снежинки, повисают на ветках деревьев, покрывают серебром дорожки, скамейки, клумбы… Все сказочно блестит. Город погружается в тишину, и мы тоже молчим. Говорят только губы да руки.

– Как же доберусь? – думаю я, пытаясь вырваться из его объятий.

Видя мое беспокойство, мужчина тоже очнулся.

– Замерз, и поздно уже. Пойдем, крошка, ко мне. Я тут недалеко живу.

– А как тебя зовут? – дрожа, спрашиваю я.

– Ну, давай знакомиться: Игорь. Да не трусь, – хохочет он. -

Женщин никогда не беру насильно. Захочешь сама – да. Отвезти на такси тоже не могу: все деньги вчера в ресторане оставил. Так что деваться тебе некуда.

– Да, деваться мне действительно некуда, – считаю я.

Как заколдованная, подчиняюсь любому желанию незнакомца, обнимаюсь, целуюсь… И это я, недотрога… Раньше бы пошла в общежитие и сама, а сейчас, как загипнотизированная, следую за

Игорем, впервые в жизни испытывая физическое влечение к мужчине и боясь этого чувства.

– Ты, конечно, из станицы… Наша… Кубанская… И зовут тебя

Мария, – гадает Игорь.

– Нет, – шепчу я. – Во-первых, хуторская, во-вторых, не Маша, а

Вера.

Щелкнул замок – и мы в комнатке.

Диван. Книжный шкаф. Небольшой письменный стол. Между мебелью узкий проход.

Вот и все, дорогая… Не успела познакомиться с парнем и сразу в постель… Хорошо, если отсюда живой выйдешь!

– Раздевайся, ложись на диван и отдыхай, – приглашает Игорь.

– Нет, не хочу… Понимаешь: у меня еще никого не было… – чуть не плачу я. – Да и нельзя мне: отец этого не перенесет… Мама после родов умерла, он сам меня вырастил. Опозорюсь – умрет…

– Переживет, – ехидно смеется Игорь. – И не ной. Я ведь тебе обещал. Вот только поцелую тебя и спать завалюсь.

Он страстно впился в мои губы, но, заметив страх, недовольно оттолкнул меня, отвернулся к стене и замолчал.

Я сижу рядом, боясь пошевелиться, но, когда, наконец, понимаю, что мужчина не притворяется, а спит, осмелев, встаю с дивана и рассматриваю в шкафу книги, ищу документы и фотографии, чтобы хоть что-то узнать о незнакомце. Ничего не нахожу, только в ящике стола обнаруживаю шприцы и думаю:

– Может, он наркоман?

Всю ночь придумываю страшные истории, а когда начинает светать, тихонько выхожу из дома и еду в общежитие.

– Где ты была? Я так волновалась… – сонно бурчит Светлана, увидев, как я на цыпочках вхожу в комнату.

– Ночевала у тетки в городе, – неумело вру и чувствую, как фальшиво звучат мои слова. Как в омут, бросаюсь в постель и тяжело вздыхаю.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – успокаиваю себя, хотя и понимаю, вряд ли все так закончится: Игорь уже вошел в мое сердце, и забыть его будет непросто.

Закончились каникулы, начались занятия, а Игорь больше не появлялся.

Жду его каждый день. Лектор что-то рассказывает о Владимире

Маяковском, а я не слышу ни единого слова: все черчу и черчу в тетради какие-то замысловатые кружочки и думаю:

– Я ему понравилась, не могла не понравиться: где он еще найдет такую красивую, чистую, невинную…

При выходе из аудитории сталкиваюсь с Игорем. Он весел и элегантен. Сжав мою руку, мужчина так, словно видел меня вчера, говорит:

– Получил зарплату. Сейчас пойдем, Зеленоглазка, в кино, а потом

– в ресторан.

Я, конечно, счастлива.

Кинотеатр "Кубань" переполнен. Мы сидим на последнем ряду, у самой стены. Игорь обнимает меня и одновременно наблюдает за мною. Я же так увлеклась сюжетом, что то смеюсь, то плачу, то вздрагиваю при каждом взрыве, словно снаряды попадают в меня.

– Ну, и сентиментальная же ты… На платок, утри слезы: я все это не люблю… И вставай: пора нам в ресторан. Будем поднимать настроение, – недовольно бурчит Игорь.

Покорно встаю, иду к выходу, но внутри у меня все клокочет:

– Неужели тебя не тронул фильм: ведь он о войне, о верной любви, о семье, о детях…

– Что за нравоучения? Ты уже как учительница в школе! – злится

Игорь. – И скажу тебе, Вера, прямо, чтоб ты не тешила себя иллюзиями: меня тошнит от всего этого… Из всех этих слов мне близко одно: любовь, но учти: свободная любовь. Говорили ли о ней в твоем институте? Это, понимаешь, настоящая любовь… Её нельзя удержать ни брачным свидетельством, ни детьми… Она приходит неожиданно и так же неожиданно уходит. А семья, дети, ссоры – это уже не любовь…

Игорь всё говорит и говорит, излагая теорию свободной любви, а я от его слов сжимаюсь как от удара.

– Вот и узнала милого… Да я ему нужна на вечер. Надо от него бежать подальше, – натыкаясь на прохожих и незаметно смахивая слезы, думаю я, хотя и понимаю, что никуда сейчас не убегу, пока жива во мне надежда на то, что он все-таки полюбит меня по-настоящему.

Кавказская мелодия просочилась на улицу Красную, и Игорь, неожиданно позабыв о своей теории, радостно сказал:

– Сейчас ты увидишь моих друзей…

Впервые в жизни вхожу в ресторан, и мне кажется, что все смотрят на меня осуждающе. Иду по залу, потупив взор, стесняясь окружающих.

Задыхаясь, стонет скрипка. Звонко заливается зурна. Звенят литавры. Гремят барабаны. Музыканты, не переставая, играют, и худые, горбоносые кавказцы словно плывут по воздуху, рядом с ними носятся разгоряченные выпивкой потные женщины, ярко накрашенные и безвкусно одетые.

За длинным столом отмечают чей-то юбилей и дружно поют: "Ой, мороз, мороз"… За другими столами тоже что-то поют, что-то кричат, но из-за шума трудно понять, о чём поют и что говорят. Игорь подводит меня к столу, за которым сидят двое.