Элизабет Олдфилд - Внезапный огонь

– Я собиралась… рассказать тебе, – неуверенно произнесла Эшли.

Он выпрямился. Лицо ничего не выражало, но, прежде чем заговорить, он судорожно сглотнул.

Когда же именно? Может, намеревалась отложить разговор до того времени, когда Томасу исполнится двадцать один год? – спросил он, гневно раздувая ноздри.

Нет. Я хотела сделать это в ближайшее время. Я пыталась сказать тебе еще вчера вечером, но… – Ее голос предательски дрогнул.

Витор железными пальцами взял Эшли за локоть.

– Пойдем-ка отсюда, – сказал он, выходя в коридор.

В Эшли шевельнулось чувство протеста. Может быть, его гнев и оправдан, но она не позволит обращаться с собой как с какой-то преступницей. Эшли попыталась было высвободиться, но Витор не отпускал.

– Совсем не обязательно тащить меня под конвоем, – запротестовала она, когда они вошли в гостиную, и вырвала руку.

– А тебе не обязательно обманывать меня. – Витор закрыл дверь и, сжав кулаки, повернулся к ней. – Как ты смела скрывать, что у меня есть сын? – яростно зарычал он.

Эшли вздрогнула словно от удара, но решимости не потеряла. Хотя его гнев пугал ее, хотя она чувствовала свою вину, но запугивать себя, командовать собой не позволит. В конце концов, на карту поставлено будущее Томаса.

Ты же не поверил мне, что я ничем не расстраивала Саймона перед гонками. Не поверил бы, и если бы я сказала, что ношу твоего ребенка. – Голос Эшли слегка дрожал, несмотря на все усилия казаться спокойной. Она вздернула подбородок. – Такой ответ тебя устраивает? Кстати, с твоими бесконечными деловыми поездками у тебя останется не слишком-то много времени для Томаса, – продолжала она, – и…

Такой ответ меня не устраивает, – ответил Витор. При свете свечей его глаза сверкали, как стальные лезвия. – Хотя в то время я действительно вряд ли поверил бы, но ведь это было уже два года назад. Времени, чтобы рассказать мне, было вполне достаточно, и то, что ты молчала, – это уже самая настоящая ложь.

Прости меня. – Эшли посмотрела ему прямо в глаза. – Мне очень жаль.

Жаль? – взорвался Витор. – Ты лишила меня возможности участвовать в жизни моего сына, а теперь говоришь, что тебе жаль?

Откуда же я могла знать, что ты этого хочешь? – возразила Эшли, ощущая, как чувство вины сменяется гневом. – То, что случилось в Синтре, не имело для тебя особого значения, так почему должен был иметь значение результат? Хорошо, мое молчание было ошибкой, – поспешно продолжала она, заметив, что он нахмурился, – но ведь ты мог бы и не признать, что Томас твой сын.

Конечно, он мой сын, – раздраженно бросил Витор. – Он не только похож на меня, но и чувствует и ведет себя как я. Честно признаюсь, у меня возникали кое-какие мысли, но… А ты, ты жалеешь, что сказала Саймону, что это его ребенок?

Он солгал тебе, – ответила Эшли. – И об этом, и о том, что я была его любовницей. Между нами ничего не было.

Он насмешливо скривил губы.

Как же, рассказывай! Я сам видел ваши отношения. И ту вашу фотографию в газете.

Это совсем не то. Нас сфотографировали за несколько лет до этого, на Рождество, у нас дома. Саймон мой приемный брат.

Приемный брат? – непонимающе переспросил Витор.

С двенадцати до семнадцати лет Саймон жил у нас в семье. Мы с ним практически были братом и сестрой. – Эшли кивнула в сторону телефона. – Номер моих родителей – в записной книжке, если не веришь, можешь позвонить им.

Витор покачал головой.

В этом нет необходимости.

В твоей жизни не найдется места для Томаса, а со мной он вполне счастлив, – сказала Эшли, возвращаясь к самому главному для нее вопросу. – Хорошо, ты можешь позволить себе нанять няню, обратиться к лучшим адвокатам, договориться с судьей. Но при всей твоей власти и богатстве я…

Почему ты скрывала свои истинные отношения с Саймоном? – перебил ее Витор.

Эшли нетерпеливо вздохнула.

Я к этому не стремилась, но у него был бзик: он не хотел, чтобы кто-то узнал о его прошлом, – ответила она, коротко объяснив ситуацию.

Допустим, я могу понять его желание скрыть это, – сказал Витор, – но зачем нужно было соглашаться играть роль его девушки?

Я и не играла. Это Саймон старался за моей спиной произвести такое впечатление. Как только я это поняла – велела немедленно прекратить, но он тут же рассказал эту выдумку какому-то репортеру.

– Ты о той статье, что появилась в Аделаиде?

Она кивнула.

– Когда Саймон погиб, газеты называли тебя его девушкой, а ты не возражала. – напомнил Витор.

Он так хотел скрыть свое прошлое, пока был жив, что было бы просто жестоко открыть правду после его смерти. Я не ожидала, что газеты заинтересуются рождением Томаса, но когда это случилось и все решили, как само собой разумеющееся, что Саймон его отец, я не стала возражать.

Да, выбора у тебя, пожалуй, не было, – тихо согласился Витор.

Ты подумал, что я последовала в Аделаиду вслед за Саймоном, – продолжала она, – а я приехала туда по делам. Ему я позвонила только потому, что прочитала эту статью, и мне совсем не понравилось, что он меня использовал.

В этот момент вспыхнуло электричество.

– Наконец-то! – воскликнула Эшли и задула свечи.

Витор задумчиво нахмурился.

– Но когда Саймон пришел к тебе в отель, вы наверняка говорили о нас, и ты рассказала ему о том, что произошло в Синтре. – У него на виске забилась жилка. – Как ты могла? Пусть он твой приемный брат, но зачем же было обсуждать с ним такое… личное?

Эшли села на диван.

– Мы ничего и не обсуждали. Я ни о чем ему не говорила.

– Так почему же, черт возьми, Саймон решил, что ты беременна?

– Он сказал, что догадался по твоему поведению.

– По моему поведению?

Она кивнула.

Саймон сказал, что после Синтры, когда он заговаривал обо мне, ты весь напрягался – хотя и не знал, что он это замечает. Он решил, что между нами что-то произошло, – она облизнула пересохшие губы, – и что мы занимались любовью. Он сказал просто так, наугад, но, должно быть, лицо меня выдало.

Ну, и дальше? – спросил Витор, когда она умолкла.

Он заметил, что меня что-то беспокоит, и спросил, не беременна ли я. – Эшли твердо встретила его взгляд. – Страх, что это возможно, уже начал терзать меня днем и ночью, и хотя я понимала, что Саймон не тот человек, с которым стоит откровенничать, он не был для меня посторонним и к тому же оказался рядом в трудную минуту. И я призналась, что такое возможно, хотя прошло всего шесть недель и кое-какие сомнения еще оставались.

Сидя напротив нее, Витор переваривал услышанное.

Так почему же Саймон сказал, что ты беременна от него уже три месяца?

Потому, что видел в тебе соперника – как на гонках, так и в жизни – и, заявляя о своем отцовстве, как бы утверждал, что был со мной до тебя, и это давало ему какое-то чувство преимущества.