Джулия Тиммон - Поединок страстей

– Пришли мне свой телефон, ладно? – попросил он.

Я взглянула ему в глаза. Зачем он это сказал? Чтобы не расставаться вообще без слов? Мы оба прекрасно знали, что видеться нам больше ни к чему.

– Мой номер у вас есть, – прибавил Джошуа.

Я криво улыбнулась и кивнула.

– Счастливо.

Он снова поцеловал меня. Гораздо сдержаннее, но опять в губы.

– Пока.

Наутро я проснулась, ощущая себя счастливой полноценной женщиной. По-моему, даже с улыбкой. Губы жгло. Я достала зеркальце и взглянула на свое отражение. Боже мой! Вообразите себе: моя нижняя губа, прямо посередине – о таком даже неловко рассказывать! – от вчерашней неслыханной страсти стала темно-синей.

Выскользнув из кровати и боясь, что ко мне зайдет Кэт, я, еще неодетая и неумытая, достала косметичку и взяла самую яркую помаду из всех, какие у меня были. Морковно-оранжевую. Синяк проглядывал и сквозь тройной слой, но теперь не слишком бросался в глаза, а у Кэт некоторые проблемы со зрением. В общем, я успокоилась.

До полудня она ничего не замечала, но когда, вернувшись с пляжа, мы устроились перекусить за летним столиком в саду и я забывшись съела помаду вместе с едой, ее взгляд вдруг упал прямо на мою губу.

– Ой, что это?! – испуганно полувскрикнула она.

Покраснев, я без слов вскочила и умчалась в дом. Ужасная вышла история. То, что синяк могли заметить посторонние, другие отдыхающие или хозяева дома, меня не слишком заботило. В конце концов, я могла удариться. В любом случае, это мое личное дело. Объясняться же с Кэт представлялось затруднительным. Конечно, я не собиралась рассказывать ей, чем закончилась наша с Джошуа прогулка. У меня правило: не посвящать в интимные подробности своей личной жизни никого, даже близких подруг. Чтобы не опошлять те вещи, которые касаются лишь двоих. В данном же случае были налицо последствия, а Кэт, хоть и весьма тактична, отнюдь не дура, чтобы не догадаться, как все случилось.

Покрыв губы четырьмя слоями помады, я медленно вернулась к садовому столику и села на прежнее место с делано спокойным видом. Если начнет задавать вопросы, отвечу что-нибудь нейтральное, твердо решила я.

– Так-так-так… – произнесла Кэт, с улыбкой любопытства всматриваясь в мою губу. – Вот, значит, чем вы занимались.

Я махнула рукой и, чтобы скрыть смущение, взяла коробку с вставленной в нее трубочкой и стала потягивать сок.

– А меня он лишь дружески чмокнул в щеку, – с беззлобной обидой протянула Кэт. – Эх! – Она подбоченилась. – Надо было повиснуть у него на шее и самой его поцеловать. Как следует.

Мы обе рассмеялись. Я кивнула.

– Надо было.

Под вечер Кэт устала от жары и прилегла отдохнуть, а меня вдруг одолела ужасная тоска, и я пошла прогуляться вдоль берега. В душе кружила карусель чувств: полный набор тех ощущений, которые испытываешь, когда влюблен, грусть, горько-сладкая радость и готовность смириться с судьбой.

Я знала наверняка, что сам Джошуа больше не позвонит никогда. Связываться нам пришлось бы через Кэт, а для нее это было бы мучением. Сама я даже не думала отправлять ему свой номер, вообще как бы то ни было напоминать о себе. Может, это неправильно, но, по-моему, когда женщина, а не мужчина усердствует, чтобы завязать или укрепить только-только начавшиеся отношения – надоедает ему звонками, пускает в ход разного рода уловки, – ничего хорошего не выходит.

Так и закончился наш роман, самый короткий и самый страстный в моей жизни. Гуляя тем невеселым вечером по песчаному пляжу, я уверила себя в том, что подобные всплески чувств не должны иметь продолжения. Что есть смысл сохранить лишь память о них и ни о чем не жалеть. И что в скоротечности этой связи особая прелесть. Оказалось, знакомству было суждено продолжиться…

Чувствуя себя так, будто я второй раз побывала в Камбрилисе в том же возрасте, совершенно при тех же обстоятельствах, и не веря, что передо мной он, тот самый Джошуа, беру со стола парик и очки и убираю их в сумку.

– Я, пожалуй, пойду… – Медленно встаю.

Глаза Джошуа сверкают оживленно и отчасти, по-моему, с обидой.

– Значит, в семь тридцать, – торопливо произносит он, давая понять и голосом и видом, что наш договор, несмотря ни на что, остается в силе. – В «Шлоссотеле». Постараюсь не опоздать.

Мне вдруг начинает казаться, что и моя затея появиться в ресторане, и вообще этот визит в Берлин до жути нелепы. В растерянности пожимаю плечами.

– Может, ни к чему это? Чего я добьюсь?

– Как чего? – спрашивает Джошуа, и по наигранному изумлению я снова чувствую, что в нем говорит обида.

Что он задумал? Договориться со мной о встрече и в отместку за прошлое не явиться? Но ведь я ничего особенно скверного ему не сделала. Всего лишь не сообщила свой телефон, но не думаю, что он в этом так сильно нуждался.

– Ты должна хотя бы показать своему… гм… как его?

Такое чувство, что он прекрасно запомнил, как зовут моего бойфренда, но, чтобы выразить пренебрежение, притворяется, будто имя вылетело у него из головы.

– Гарольду, – спокойно произношу я.

– Ах да, Гарольду. Так вот, покажи своему драгоценному Гарольду, что не только ему позволительно «ужинать с людьми, от которых зависит его карьера», но и тебе. Тогда он куда быстрее и лучше усвоит, что серьезные отношения надо ценить и беречь, наверняка даже станет молить тебя о прощении. И может, исправится.

– Что значит «может»? – Я уверена почти на все сто: Гарольд придет в себя, осознает, что совершил самую серьезную в жизни ошибку, и мы заживем как раньше. Или даже лучше. Впрочем, если совсем честно, я не настолько в этом уверена. Однако не могу позволять людям со стороны ставить наше будущее под сомнение.

В моих ушах вдруг отчетливо звучит шум прибоя, и я живо представляю себе, как сижу у Джошуа на коленях – живот к животу, грудь к груди… С Гарольдом, хоть с ним меня и связывают гораздо более прочные узы, страсть никогда не сближала нас до такой степени сильно… Густо краснею и, вместо того чтобы разразиться гневной тирадой в защиту любимого, опускаю глаза.

– Можно я не буду объяснять? – протяжно и многозначительно спрашивает Джошуа.

Смотрю на него в недоумении.

– Не буду объяснять, что значит «может, исправится»? – Он особенно выделяет слово «может».

По сути, все понятно без объяснений. Если человек способен солгать впервые, солжет второй раз и третий. Но я решительно отказываюсь верить в очевидное. Впрочем, в голове сейчас такой кавардак, что невозможно разобраться, о ком мыслей больше – о Гарольде или о Джошуа.

Приехали! Усмехаюсь про себя. Только этого мне не хватало: примешать к теперешней, крайне важной проблеме давнишний мимолетный романчик. Опираюсь руками на спинку стула и наклоняю вперед голову.