Шарлотта Хьюз - Плут

— В то время я оставалась в семье у Генри, ожидая, когда начнутся занятия. Коксы были старыми друзьями моих родителей.

Она помолчала.

— Генри и я подружились. Он показывал мне окрестности, а я в ответ думала, как ему помочь. Он был весьма подавлен из-за… ну, из-за того, что не мог делать то, что могли, другие.

Коуди вздохнула и почувствовала, как по щекам текут слезы.

— В то время казалось логичным, что мы с Генри поженились. Я все сказала ему, и, хотя он советовал мне пойти к тебе и сказать всю правду, я не могла.

— Ты хоть понимаешь, на что ты обрекла меня, Коуди? Узнать, что ты выходишь замуж и ждешь ребенка? Я чувствовал себя, как последний дурак. Я не мог представить себе, что ты кого-то встретила и так быстро заимела ребенка, если только ты не встречалась с ним намного раньше.

— Я знаю, как это должно было выглядеть, и очень сожалею, Дикон. Но, думаю, у меня не было другого выхода.

Это объяснение не тронуло его.

— А что обо всем думали родители Генри?

— Его родители относились ко мне, как к дочери. Когда я и Генри рассказали им о моем положении и решении, которое мы приняли, они его полностью одобрили. Они знали, что я не собиралась взваливать ответственность на их сына, а просто хотела дать своему ребенку его имя.

Теперь слезы лились ручьем.

— А сам Генри сказал, что вряд ли когда-нибудь женится или заведет детей. Мистер и миссис Кокс всегда обращались с Кетти, как с внучкой и они были очень добры ко мне, когда я потеряла родителей.

— И что потом? Ты отшила беднягу Генри тоже, получив от него все, что тебе надо?

Ей было больно узнать, что он так плохо о ней думает.

— Собственно, это он отказался от меня. Когда же Дикон удивленно поглядел на нее, она продолжала:

— Мы были вместе, пока не кончили колледж. Кетти тогда исполнилось четыре года и мы решили, что никто не будет задавать никаких вопросов, когда я вернусь в Калгари. Что так и было, так как я сказала им, что Кетти родилась недоношенной. А поскольку никто лично не видел Генри, они и понятия не имели, что он не мог… — она покраснела. — Но ты знаешь.

— Заниматься с тобой любовью? — прорычал он.

Она кивнула.

— Так почему же, если все шло прекрасно, он оставил тебя?

У нее глаза снова наполнились слезами.

— Он не хотел быть мне обузой. — Коуди вытерла слезы. — Он сказал, что я заставила его поверить в себя, что он больше ни в ком не нуждается для присмотра за ним. Он хочет, чтобы я нашла человека и вела нормальную жизнь. Я хотела остаться, но боялась, что он решит, что я делаю это из жалости. Так что я вернулась к родителям, и мы подали на развод.

Дикон тяжело вздохнул и провел рукой по волосам.

— Ну, а Кетти? Она считает, что Генри — ее отец?

Коуди едва слышно проговорила:

— Да.

Ему показалось, что она ударила его.

— Как ты могла, Коуди? Как ты могла носить ребенка и не сказать мне? Как ты могла лгать собственной дочери о столь важном?

Она захлебнулась рыданием.

— Я только делала так, как считала лучше. Мне тогда было всего девятнадцать, Дикон. Возможно, что это не совершенное решение, но это было единственным логичным в то время. Кроме того, Генри всегда был добр к Кетти…

— Возможно. Но он никогда не принимал активного участия в ее жизни. Так ведь?

— Для него нелегко проделывать одному путешествие из Дюрхема. Он приезжает на Рождество и День Благодарения, и никогда не пропускает день рождения Кетти. Он часто звонит.

Она хлюпнула носом.

— И Кетти любит его.

— Итак, ты собираешься лгать девочке всю жизнь? — спросил он.

— Нет, я несколько раз собиралась сказать ей. Но сначала заболел, а потом умер мой отец. Я еще не оправилась от потрясения, как умерла мать. Затем я занялась обновлением дома, чтобы можно было жить и…

— У тебя на все есть оправдания?

— Я не пытаюсь оправдываться, я хочу, чтобы ты понял, Дикон.

— Хорошо, но я не понимаю. Не понимаю, как ты могла отбрасывать меня в сторону все эти годы и никогда не пойму, почему ты скрыла от меня мою дочь. Я имел право это знать, Коуди. Законное и моральное право знать о своем ребенке.

Он пошел к двери.

— Куда ты идешь?

Он обернулся и взглянул на нее.

— Я иду на работу. В ночлежку. Вернусь через пару дней за одеждой.

— Ты съезжаешь?

— Да. Я буду жить в ночлежке. Я хочу отработать свои часы и уехать из этого городишки раз и навсегда.

Она встала и подошла к нему.

— А как же с благотворительным вечером? И со всеми теми, кого мы пригласили?

— Про это я не забыл.

Он открыл дверь и добавил:

— А пока отсылай счета в ночлежку, — затем Дикон вышел из холла и закрыл за собой дверь.

Когда в три тридцать Кетти вернулась домой, она застала мать на кухне, сидящей за столом и глазеющей на чашку кофе. Она даже не посмотрела на девочку, когда та вошла в комнату.

— Ма?

Коуди вздрогнула.

— Ой, извини, дорогая. Я и не слышала, как ты пришла. Ну, как в школе?

Кетти села за стол и изучила лицо матери.

— Что-то не так, ты плакала? Что случилось?

Коуди потянулась и взяла руку дочери в свою. Боже, как она любила эту девочку! Она никогда не желала причинить ей боль. Но она знала, что должна подготовить ее к статье, которую напишет Майлз Ферчайлд.

— Кетти, нам надо поговорить.

День благотворительного вечера выдался ярким. Коуди едва успела принять душ и переодеться, как начал звенеть звонок. Первая группа приехала на рафике и привезла складные столики. Коуди показала им, как расставлять на заднем дворике столы и стулья. На деревьях были повешены маленькие белые лампочки и по окружности двора расставлены факелы, которые придавали праздничный вид и отгоняли москитов.

Для Коуди день был напряженным и она попросила Кетти открывать дверь и руководить движением, а сама занялась приготовлением пищи. Хотя поставщик снабжал их едой в горячем виде, Коуди готовила подносы с сыром, овощами и фруктами.

Прибыла группа охраны, прочесала всю площадь, прикрепила добавочные замки на кованые ворота и пообещали скоро вернуться в униформе. Хотя кучка знаменитостей собиралась провести ночь в Калгари в различных частных домах, большинство из них улетало после вечера. В маленький аэропорт был доставлен добавочный персонал, чтобы обслужить тех, у кого были личные самолеты. За транспортом и размещением по домам присматривал сам Дикон.

Верный своему слову, он переехал из своей квартиры в ночлежку. Хотя он и звонил Коуди пару раз, чтобы обсудить благотворительный вечер и однажды заехал забрать мешок с письмами от поклонников, который прислал его менеджер, голос его был злым и не располагающим к личным дискуссиям.

Когда Коуди рассказала Кетти правду о ее рождении, у девочки отвисла челюсть.

— Я давно собиралась сказать тебе, — объяснила Коуди, — но время всегда оказывалось неподходящим. Я сожалею, Кетти, право, сожалею, что мне приходилось обманывать тебя.