Диана Гамильтон - Под угрозой жантажа

Селина отбросила неприятную мысль. Я – деловая женщина, напомнила она себе, и у меня всегда была прислуга. Кроме того, представить нас с Адамом супружеской парой невозможно. То, чего он требует, отдает фальшью.

Тогда почему же мне так больно? Он относится ко мне несерьезно, устанавливая жестокие правила в собственной игре.

А чего стоит непреодолимая тяга к нему? Это просто распущенность. Он целует, обнимает, чтобы я растаяла, но нет, я вывернусь, утешала себя девушка. Чем скорее порву с ним, тем лучше.

Селина не понимала себя. Почему она не заявила о своем намерении порвать с ним, узнав, что он обманывал ее? Нужно всего пару недель не видеть его, чтобы забыть о его существовании.

Но, едва сформулировав эту мысль, Селина осознала, что лжет самой себе. Адам – мужчина, которого не вычеркнешь из памяти. Однако такая правда слишком тяжела.

Сомкнув губы, Селина схватила две чашки кофе и вихрем понеслась в гостиную. Но все ее попытки казаться «айсбергом» и сообщить Адаму, что она немедленно исчезнет из его жизни и позволит разорить собственного отца, разбились в пух и прах. Девушка увидела тепло смеющихся зеленых глаз. Адам поднялся от камина. И она тотчас испытала знакомую слабость, как только его пальцы побежали по ее коже. Адам взял одну из чашек.

Я – дура, обругала себя Селина, закрывая глаза и надеясь скрыть от него недовольство собой. В довершение всего она увидела, что Адам расположился на ярком ворсистом ковре, перед потрескивающими в камине бревнами. Девушка, не выпуская чашку из рук, прошла на середину комнаты, понуждая себя заинтересоваться чем-либо и отвлечь свое внимание от Адама.

Свою загородную резиденцию Адам обставил дорогой мебелью, однако судить о склонностях хозяина было трудно: здесь царило смешение стилей. Селина увидела превосходный антиквариат. Однозначно: каждую вещицу выбирали с тщанием и любовью. Селину страшно беспокоило присутствие жениха, и она засмотрелась на серию акварелей в рамках.

Акварели отличала та же прелестная незатейливость, что и работу, висевшую в городском доме Адама над камином: на ней тоже был изображен этот дом в этой самой долине. Лишь сейчас девушку осенило, почему место, куда она приехала, показалось ей смутно знакомым. Внизу каждой картины она прочла подпись: «Эллен Тюдор».

– Моя мать.

Селина подскочила. Адам подкрался сзади, застав ее врасплох. Его рука обхватила ее плечо, и он мягко проговорил:

– Расслабься, кошечка. Я не собираюсь тебя есть – по крайней мере не сразу. Каково твое мнение о картинах?

– Чудесно, – промямлила она. Однако хотела Селина сказать совсем другое. Она пыталась соотнести хитрую интриганку – со слов Ванессы – с той женщиной, чья манера письма отдавала такой милой сентиментальностью.

Адам недружелюбно заметил:

– К концу жизни мать, как художник с именем, сама могла назначать цену за свои работы. Но, излишне скромная и простодушная, она не умела наживаться на других. Хотел бы я, чтобы вы познакомились. Она была замечательной, ласковой и талантливой женщиной.

Неожиданно для нее самой Селину пронзила боль. Она тоже захотела познакомиться с Эллен Тюдор. И изумленно воззрилась на Адама, выпалив:

– Ванесса утверждала, что твоя мать – холодная интриганка, неразборчивая в связях. – Селина покраснела, коря себя за оброненные жестокие слова. Однако Адам только передернул плечами: он лучше знал собственную мать. Его голос утратил эмоции, когда он ответил:

– Меня это не удивляет. А чем еще она могла оправдать ненависть к женщине, родившей ребенка от ее мужа? Она, если ты помнишь, пережила три выкидыша до Доминика. Говорили, что у нее никогда не будет детей. Ей пришлось убеждать себя, что мать ребенка ее мужа – никудышная женщина. Как еще она могла вынести собственные разочарования и принять реальность?

Адам потянул девушку к камину, помогая ей выбраться из пут жакета. Она села на ковер, подогнув ноги и протянув руки к теплу пламени, в то время как последнее из ее сомнений испарилось. Она тихо спросила:

– Почему ты не продаешь дом? Память?

– Частично. – Он сел в кресло сзади нее, подставив колени так, чтобы девушка могла прислониться к ним спиной. Его руки опустились на ее плечи, а длинные пальцы нежно массировали мышцы, снимая напряжение. – Для меня это, скорее, укромное местечко, куда можно сбежать. Я наведываюсь сюда развеяться, когда устаю от города и проблем. Здесь обновляется мой дух и рождаются жизненно важные идеи.

Его пальцы теперь заботливо касались ее узких кистей. Постепенно Селина расслабилась не только физически, она чувствовала, что теряет и волю. И если не сдвинется с места сейчас, не сдвинется и потом.

Рывок в сторону от Адама потребовал больше сил, нежели она предполагала, но удался ей, что она мотивировала так: огонь чрезмерно горяч. Она устроилась в кресле по другую сторону камина. Но сдержанная улыбка Адама давала понять: он не верит ей. Он точно знал, почему она высвободилась из его объятий. И она вымолвила скоро, с придыханием, стремясь изгнать желание, которое бесстыдно взыграло в крови:

– Расскажи о своей матери. Почему Мартин женился не на ней, а на Ванессе?

– Потому, что не любил ее, – просто объяснил он. – Эллен всегда понимала это и мирилась, поскольку не имела иного выбора. – Он красноречиво развел руками. – Представь ее девятнадцатилетней. – Пронзительный взгляд прищуренных глаз держал девушку в плену, заставляя задуматься над сказанным. Она лишилась матери, когда ей сравнялось шесть. Ее воспитывал один отец. Они жили на уединенной, окруженной холмами ферме в Уэльсе. Мама никогда не говорила мне о деде – полагаю, он был грубым старым ортодоксом. Мама не имела возможности учиться живописи: дед не желал и слышать о подобном времяпровождении. Ей пришлось расстаться со своей мечтой и помогать отцу по хозяйству, пока не появился Мартин. Он как раз сдал экзамены по экономике и решил провести выходные за городом, в ожидании результата. Получив кров и стол на ферме моего деда, Мартин остановился там. Эллен, естественно, прислуживала ему. Разумеется, этого оказалось достаточно, чтобы двое молодых людей подружились. Узнав о расстроенных планах Эллен, Мартин предложил ей помощь. Дал домашний адрес и пообещал: если она когда-нибудь захочет оттуда бежать для осуществления заветных целей, он похлопочет насчет работы и жилья для нее. Тогда она сможет учиться живописи в вечерней школе.

Он поддержал ее из сострадания к ней и негодования на ее отца. Но к тому времени Эллен безнадежно в него влюбилась. Конечно, она не видела от моего деда никакой доброты и потому толику заботы Мартина восприняла как драгоценность.

Она не знала, почему он проявил к ней столько участия. Она поделилась с ним только для того, чтобы разрядить ситуацию, которая грозила выйти из-под контроля. Однако в действительности Эллен ожидала от Мартина резкости либо нежелания говорить с ней. Боялась, что он посоветует вернуться к плите – там, мол, ей место.