Берта Эллвуд - В плену у гордости

А отдав свое тело на потеху этому наглецу, она нанесет себе непоправимый вред. Она уже никогда не сможет нормально относиться к мужчинам, да и к себе тоже. Эжену сделка тоже не пойдет на пользу. Да, конечно, сейчас он вкусит сладостной мести, но что с ним станет потом? Если под маской холодности и бездушия еще живо благородное сердце человека, которого она некогда любила, то как он будет смотреть в глаза людям? Если она уступит требованиям, то Эжен всю оставшуюся жизнь будет страдать от ненависти и презрения к самому себе.

Или не будет?

Быть может, она сама придумала благородное сердце? Пять лет назад он дал понять, как мало для него значит любовь девушки. Вряд ли с тех пор он изменился в лучшую сторону. И ему еще хватает наглости винить ее в разрыве!

Беатрис собрала волю в кулак, чтобы не швырнуть поднос с кофе в стенку. Может, у него найдется невинное объяснение, почему он чуть ли не у всех на виду целовался с той роскошной красоткой? Нет, глупости все это. Она видела безобразную сцену своими глазами. Но ведь ему не нужны были ее деньги, он сам богат, как Крёз…

Беатрис окончательно запуталась и уже ничего не понимала.

Она тихо открыла дверь в гостиную и замерла на пороге. Эжен неподвижно сидел в старом потертом кресле, и глаза его были закрыты. Черты лица смягчились, и только теперь девушка заметила, как сильно он похож на прежнего себя, только очень усталого. У нее защемило сердце от нежности и любви к этому человеку. Он казался таким родным, словно пяти лет как не бывало. Прежние чувства горячей волной затопили ее сердце.

Стараясь не потревожить его, Беатрис осторожно поставила поднос на стол. Но Эжен услышал шорох и открыл мгновенно глаза. На секунду взгляды их встретились, и Беатрис прошептала, едва сдерживая дрожь в голосе:

— Я сделаю то, что ты хочешь.

Лишь теперь она призналась себе: да, она любит его, и даже сильнее, чем прежде. И готова пожертвовать всем, лишь бы провести с ним хотя бы один день. Она не в силах отпустить его, потерять, как уже произошло однажды.

Эжен растерянно моргнул и резко поднялся.

Вот и все, она в его руках. Разве могло быть иначе? Жадная, развратная женщина ни за что не упустит легкой добычи. Но только ей еще предстоит узнать, кто на самом деле охотник, а кто дичь.

Он кивнул и достал из внутреннего кармана пиджака визитную карточку и ручку.

— Это мой номер в отеле, — произнес Эжен, написав на карточке несколько цифр. — Ты должна быть по этому адресу сегодня в восемь вечера. Мы обсудим условия договора за ужином.

Он оставил карточку на столе и направился к выходу. Больше всего на свете Эжену хотелось обнять ее, прижать к себе и снять все недоразумения, утвердив над ней свое мужское право, заставить ее заплатить по счетам. Ничего, убеждал он себя, это подождет. Победа тем слаще, тем тяжелей достается. Впереди еще будет сколько угодно таких дней, а она целиком в его власти.

Беатрис смотрела ему вслед, борясь с желанием окликнуть его, сказать о своей любви, объяснить, что на самом деле произошло пять лет назад. Но слова замерли на языке, и она так и не произнесла ни звука. Да и потом, Эжен все равно не поверит, просто не захочет поверить. Он ведь считает ее одну кругом виноватой.

Хлопнула дверь, и Беатрис без сил опустилась на диван, заливаясь слезами. Что ждет ее? Сколько времени она проведет вместе с ним, прежде чем наскучит?

Часам к одиннадцати Беатрис приехала в офис и обнаружила у себя на столе записку от отца. Он просил заглянуть к нему в кабинет как можно скорее.

По дороге она встретила Элизабет Паркер, и та несколько прояснила ситуацию.

— Это что-то насчет мистера Делакруа и «Траст-банка». — При этих словах сердце Беатрис замерло, и она побледнела от страха. — Не пугайся, новости хорошие. Я давно уже не видела твоего отца в таком прекрасном расположении духа.

По правде говоря, настроение отца волновало ее меньше всего. Сама она была так мрачна, что, если бы рядом с ней поставили букет анютиных глазок, они бы тут же завяли.

После утреннего разговора с Эженом Беатрис пришлось пережить тяжелейшее объяснение с Сузан. Та приехала утром и сразу же поняла, что с сестрой что-то не так. После многочисленных вопросов девушка призналась, что разорвала помолвку с Артуром и собирается уехать с Эженом Делакруа неизвестно куда, неизвестно насколько и, чем все это кончится, она тоже не знает. Беатрис не сказала ни слова о шантаже, поскольку мысли о судьбе компании никак не повлияли на ее решение.

— Просто я поняла, что все еще люблю его, — тихо произнесла девушка, глядя в пол. — И хочу быть с ним.

Сузан принялась упрекать сестру в безволии, в жестоком отношении к бывшему жениху, говорила, что она позорит себя и свою семью, если позволяет какому-то проходимцу разрушить свою жизнь.

— Тебе мало, что он подло бросил тебя пять лет назад! Ладно, тогда ты была еще юна и наивна, но разве с тех пор не стало ясно, что он за птица? — кричала Сузан, потрясая руками перед лицом сестры. — Как ты позволяешь с собой обращаться! Где твоя гордость? Чувство собственного достоинства? Ты хоть понимаешь, что это первый шаг к тому, чтобы превратиться в продажную женщину? Неужели ты забыла, чему нас учила мама?

Видя, что слова ее не приносят никакого результата, Сузан махнула рукой.

— Ладно, поступай, как знаешь. Ты уже не маленькая. Но если через месяц ты вернешься покинутая и обесчещенная, я напомню тебе сегодняшний разговор. — И она хлопнула дверью.

Беатрис прекрасно понимала и разделяла возмущение сестры, но ничего не могла поделать. Она потеряла всякое к себе уважение и чувствовала себя погибшим человеком. Как только Эжен ушел, ее охватили сомнения. Она не раз смотрела на телефонный номер и неоднократно испытывала желание позвонить и сказать, что отказывается выполнять его требования. Но стоило ей взять трубку, как перед глазами всплывало его лицо — и рука безвольно опускалась.

Если бы Эжен улыбнулся или как-то иначе дал понять, что она ему небезразлична, Беатрис не чувствовала бы такого стыда. А так она ощущала себя рабыней на невольничьем рынке, которая сама отдает себя в руки нового хозяина.

Девушка с болью вспоминала их первое свидание — каким нежным и внимательным Эжен был тогда, — и по щекам ее текли слезы. Если бы сегодня он взял ее за руку или обнял, все могло бы быть иначе. Она верила, что малейшее прикосновение возродило бы прежнее волшебство, но он не притронулся к ней. Беатрис ненавидела себя за непроходимую глупость. Только набитая дура могла мечтать, чтобы все стало как прежде. Потому что на самом деле ничего и не было.

Стоя перед кабинетом отца, она решила, что сразу же после разговора позвонит Эжену в номер и скажет, что передумала. Иначе она будет презирать себя всю оставшуюся жизнь.