Виктория Плэнтвик - Помни о хорошем

Марджори смешливо фыркнула, согласная с уничтожающей репликой.

— Вы пользовались и сегодня очками, когда ехали сюда? — Томас Айвор перевел взгляд с Эвелин на Брюса. — Вы, вероятно, приехали вместе?

— Мне был тревожный звонок о пожаре в колледже, поэтому я не мог встретиться с Эвелин, как мы договорились, — объяснил Брюс. — Тревога оказалась ложной, но все же пришлось заехать в департамент и подписать кучу бумажек.

— У нас тоже были другие планы… — В ушах Марджори при каждом движении головы вспыхивало сияние бриллиантов. — Мы собирались пообедать в Обществе юристов, но Томас сказал, что должен заехать домой, его зачем-то ждала дочь. Правда, дорогой? — очень интимно обратилась Марджори к Томасу.

— Можно было бы отправиться на обед и без меня, — сухо заметил Томас Айвор и занялся с официантом, который принес заказанные вина.

— Да, конечно, но я уже не успевала договориться ни с кем из коллег. — Губы Марджори ярко выделялись на лице, она, разговаривая, постоянно их надувала. — Я потребовала угостить меня ланчем, в компенсацию за пропущенный обед, а Томас предложил пойти в этот ресторан. — Она открыла меню и разочарованно протянула: — Такой длинный список, и нет ничего приличного…

— Главное здесь не еда, а настоящий джаз-оркестр, — сказал ей Брюс. — Они приглашают в пятницу и субботу музыкантов, которые не просто грохочут в железном ритме, а играют хорошую танцевальную музыку.

Все заказали еду, даже Эвелин, которой о еде и думать не хотелось, нашла для себя в меню зеленый салат и паштет из индейки.

Разговор шел на обычные светские темы, и Эвелин доблестно включалась в него, хотя ее постоянно смущал своим вниманием Томас Айвор: то он наклонялся к ней, беспокоясь, удобно ли она устроилась, то говорил, что она сегодня необычно бледна, то тревожился, что долго не приносят их заказ. Когда принесли перечень вин, Айвор спросил мнение Эвелин, но она вынуждена была его разочаровать.

— Если вас интересует мой вкус, мне все равно, — сказала она, — единственное, в чем я разбираюсь, это в шампанском.

— Вы имеете в виду местную бурду? — вмешалась Марджори, ее слегка гнусавый голос был полон презрения. — Это нельзя назвать шампанским, это нечто вроде шампанского.

— Нет, я имею в виду «Периньон», — не смутившись, уточнила Эвелин. — Единственное вино, которое позволяла себе пить моя мама, было шампанское. Она считала его полезным для связок и, когда я была маленькой, всегда наливала для меня немного вина, чтобы я выпила за ее успехи.

Томас Айвор чуть хохотнул, слушая их пикировку, за что был награжден ледяным взглядом Марджори. Он теперь довольно много знал о детстве Эвелин из рассказов Сандры. Мысль о том, что отец с дочерью часто говорят о ней, наполняла душу Эвелин странным чувством гордости.

— Почему вы не учились в Америке, где жили ваши родители? — поинтересовалась Марджори.

Как могла Эвелин объяснить этой высокомерной особе, что маленькая девочка была помехой карьере ее родителей? Они не знали, что делать с этим несчастным кукушонком, сидящим в их постоянно перемещающемся гнезде. И, когда девочка высказала пожелание «жить там, где живут дядя и тетя», родители с огромной радостью выполнили ее просьбу.

— Они считали, что Англия ей ближе по духу, там она родилась. — Томас Айвор так уверенно говорил об Эвелин, что поневоле возникала мысль об их тесном знакомстве. Лицо Марджори стало еще более надменным. Она, в отместку, перенесла свое внимание на беседу с Брюсом.

Ее нарочитая холодность не произвела никакого впечатления. Напротив, Айвор, казалось, обрадовался полной свободе и с еще большим усердием начал допекать Эвелин своей заботой.

Брюс Селдом перевел разговор на дела колледжа, восхваляя его высокую репутацию и беспристрастность администрации. Томас Айвор немедленно задал ему вопрос о справедливости по отношению к Эвелин, которую временно отстранили от занятий.

— Не понимаю, чьи интересы вы представляете в этом конфликте. Вы — попечитель колледжа и его правозащитник или частное лицо? — Голос Марджори звучал достаточно ехидно.

Продолжать этот разговор на скользкую тему никому не хотелось, и все занялись едой. Эвелин уныло возила вилкой по тарелке, с отвращением думая о том, что пару ложек придется все же проглотить.

— Нет аппетита? — сочувственно шепнул Томас Айвор.

— Он был, но исчез. Думаю, от «приятного» соседства.

Вместо того чтобы обидеться, Томас Айвор рассмеялся.

— Попробуем немного улучшить ваш аппетит. — Он встал из-за стола и взял Эвелин за руку. — Эта парочка пусть сидит и болтает, а мы пойдем поближе к оркестру.

— Вашей спутнице вряд ли понравится ваше поведение, — заметила Эвелин, невольно вздрогнув всем телом, когда его рука легла на ее талию. Он бережно, но решительно притянул Эвелин к себе.

— Это даже хорошо, я не ее круга. И меня не интересует ее настроение. Она еще малышка. — Он повернул Эвелин спиной к их столику и приготовился к танцу.

Его прикосновение обожгло ее, жаркая волна промчалась по телу, горло сжало спазмой.

— Вам… вам больше нравятся… опытные женщины? — с трудом произнесла она. — Вы привыкли к победам. Не сомневаюсь, вы и женщин умеете держать в руках.

Он только засмеялся.

— Сейчас я держу в руках всего одну. Мне раньше казалось, что вы очень мягкая и добросердечная. Почему вы все время стараетесь меня уязвить? Кстати, ваша кузина моложе меня.

Эвелин застыла в его руках. Томас Айвор одной рукой захватил прядь ее длинных волос, закрутил их на руку и потянул вниз, заставив ее откинуть голову.

— Я знаю, что моя сестра, не в меру стремительная во всем, — он внимательно разглядывал обиженное лицо Эвелин, — решила выложить подробности моих отношений с Глорией и, поскольку остановить ее не может никто, вы были…

— О, теперь вы хотите поговорить со мной о Глории? Но я не хочу! — Эвелин дернулась, пытаясь высвободить волосы из рук Томаса Айвора, и ее пронзила такая острая боль, что на глазах выступили слезы.

Он тут же отпустил ее. Почувствовав свободу, Эвелин попыталась отодвинуться подальше, но этого он уже не позволил и запер ее в кольцо крепких рук. Ее тело немедленно ответило неудержимой дрожью.

— Вы так злитесь на меня, что не хотите разговаривать? — спросил он, не сводя с Эвелин тревожных глаз. — Как я понимаю, Глория вам ничего не рассказывала.

Он не отпускал ее, дожидаясь ответа. Эвелин была жестоко разочарована. Теперь она точно знала, почему Глория ничего ей не сказала. Кузина боялась, что Эвелин откажется украдкой доставать письма из дома бывшего любовника Глории.

— Да, я сержусь на вас и, еще больше, на Глорию.

Томас Айвор изменил ритм танца и стал двигаться мелкими шагами, теснее прижимаясь к Эвелин.