Джинни Раскорлей - Солнечная женщина

— Ларри, я надеюсь…

— О, конечно, дорогая. Ты совершенно вправе надеяться…

Они шутили всегда, эта манера разговаривать нравилась Бонни. Она знала, что Даяна ездит с Ларри на охоту и стойко выносит положение жены охотника. Она ощипывает птиц, которых стреляет Ларри, и искусно готовит их на вертеле.

Бонни подружилась с Даяной давно. Они вместе начинали заниматься журналистикой. Бонни писала, а Даяна снимала. Они понимали друг друга с полуслова и сделали множество материалов для разных газет и журналов.

Умывшись с дороги, легко пообедав, они вышли на берег. Вдали купались те, кто прилетел сюда чуть раньше. Это было тихое курортное местечко, здесь можно было расслабиться, наслаждаться, получать удовольствие от моря и солнца. От самой жизни. Пальмы тихо шуршали под теплым ветром, пахло свежестью. Бонни смотрела на море и видела совсем другое. Его глаза, подобные иранской бирюзе. Это глаза Халамбуса. Здесь, в Штатах, некоторые его звали Хал, для краткости. Но она любила называть его полным именем, потому что оно, как ей казалось, отражает его индивидуальность.

Бонни впервые увидела его, когда он купался в бассейне. На территории гостиницы «Холидей Инн» был бассейн с голубой водой. По утрам в нем плавали опавшие за ночь листья и уборщик, опуская в воду сачок на длинной ручке вылавливал их. И бассейн снова становился чистым. В тот день Бонни шла на выставку раньше обычного и увидела, что в бассейне кто-то есть. Широкая грудь, мощный торс, длинные мускулистые ноги. Когда человек высунул из воды голову с облепившими ее мокрыми волосами, она сощурилась, чтобы лучше рассмотреть — неужели человек купается в меховом жилете? Ну конечно, сейчас не жарко… Потом поймала себя на этой глупой мысли — выдумывает чистую ерунду и пытается найти ей объяснение. Кому придет в голову лезть в воду в меховом жилете, чтобы освежиться?

— Хай! — крикнул ей человек из бассейна. — Привет, соседка!

Бонни остановилась, прижимая к себе сумку с диктофоном и фотоаппаратом.

— Хай! — ответила она и остановилась на бортике, глядя на него. — А зачем вы… — начала было она, но когда он высунулся из воды по пояс, осеклась.

— Что — зачем? Почему, а не зачем. Потому что я купаюсь каждое утро. — И он ушел с головой под воду. Потом снова вынырнул. — А вас я видел возле двери вашего номера.

Бонни залилась смехом.

— Вы и представить себе не можете, что я подумала!

— Что вы подумали?

— Я подумала… — Бонни схватилась за сумку, прижимая ее к животу. Кажется, она сейчас лопнет от смеха, стараясь сдержаться, и Бонни, не выдержав, расхохоталась.

— Я подумала, что вы в меховом жилете, — выдохнула наконец она.

Он в недоумении уставился на нее. Опустил глаза, осматривая себя, и увидел только ноги, искривленные толщей воды и похожие на мохнатые лапы зверя… Потом медленно поднял глаза, желая посмотреть на нее и тут разглядел свою грудь, и на его лице появилась улыбка.

— Я, кажется, понял! — И он нырнул, будто желая утопить свой смех. Появившись на поверхности прямо перед ней, он объявил: — Я все понял — вы приняли за меховой жилет мою… мою… грудь!

— О да! Именно ее.

— Да, я немного похож на баранов моего отца. У него на ферме их целые стада.

А где его ферма ?

— На Кипре.

— Так вы с Кипра? — Бонни заметила по акценту, что он иностранец. Но откуда, она не смогла догадаться. По-английски он говорил свободно.

— Да, там живут мои родители и… словом, моя семья. — Он быстро закончил фразу. Бонни не уловила этой торопливости, потому что еще не пришла в себя от смешного знакомства.

— Меня зовут Халамбус. А как зовут мою соседку?

— Меня зовут Бонни Плам. Но я не ваша соседка, — она пожала плечами. — С одной стороны — супружеская пара, кажется из Англии. Я видела бирку на чемоданах, когда они въезжали в отель. С другой стороны — девушка из какой-то восточной страны.

— А над вами живу я. Я появился вчера днем и, осматривая окрестности перед сном, увидел, как вы, весьма поздно и одна, возвращались к себе. Ни одного шороха не было слышно, когда вы вошли в номер.

— Но в таком случае нас разделяет потолок!

Лицо Бонни, покрытое веснушками, светилось под золотым солнцем. Ее волосы, только что помытые мягким шампунем с ромашкой, развевались от порыва ветерка, но только чуть-чуть — ветер слабый, а волосы густые. Парикмахер, не переставал восхищаться ее волосами. «Тебе повезло, милочка» — всякий раз шутил он, держа на широкой ладони волосы, которые собирался отрезать. Она разрешала ему эту вольность. Они были знакомы много лет, с тех пор, когда Бонни впервые, приехав в Вашингтон из Калифорнии, пришла в парикмахерскую, чтобы сразу повзрослеть: срезать косы. Он сузил тогда свои и без того узкие глаза и сказал: «Милочка, я не стану тупить ножницы об этот конский хвост. Я не стану тебя уродовать короткой стрижкой, как ты просишь. Все, что я могу для тебя сделать, это отрезать концы — они секутся — и расчесать. Но ты мне заплатишь за полную стрижку, потому что я спас тебя от тебя самой. И дашь мне щедрые чаевые».

Бонни едва не убежала в тот раз, но было уже поздно, потому что он ухватил ее за длинную косу и усадил в кресло.

Бонни ходила с распущенными по плечам волосами несколько лет. Именно с такой прической она познакомилась с Пейджем, своим мужем. Он был фотографом и искал модель для очередного снимка на глянцевую обложку журнала. Пейдж любил снимать ее волосы и потом, и ее всю — но это уже совсем потом. Она никогда не обвиняла своего парикмахера — Стюарт изменил ее жизнь — но не он кинул ее в объятия Пейджа. Бонни кинулась сама, и только волосы развевались от ветра, так быстро она бежала. Нет, Бонни ни о чем не жалела. Она вообще не жалела о содеянном: если что-то сделано, значит, так надо было ей. Ни одного дня из своих тридцать восьми лет она не променяла бы на другой. Это ее дни, ее жизнь. Они уже не могут быть другими.

… Мужчина вышел из воды, растерся полотенцем, «меховой жилет» распушился, и что самое удивительное — на солнце он отливал червонным золотом.

— Вы на выставку? Не подождете меня? — Он задал вопрос, обращаясь к ней, неотрывно глядящей на него.

Бонни удивилась сама себе — что это она стоит здесь как вкопанная? Ну выяснила, почему человек купался и в чем он купался, — и иди себе. А она стоит.

— Нет, меня ждут. А вам зачем на выставку?

— Там мои картины.

— Ваши картины? — она пожала плечами, пытаясь представить себе экспозицию.

— Вы их не могли видеть. Мои картины слишком долго добирались — плыли на теплоходе.

— Так вы художник?

— В некотором роде.

— Пишете маслом?

— И маслом тоже. Но нечасто.

— Так в какой технике вы работаете? — это уже расспрашивала журналистка Бонни Плам.