Джинни Раскорлей - Солнечная женщина

Глиссер, неуправляемый, летел вперед. На берегу его уже ждали, поэтому все происходило на глазах собравшихся.

Халамбус, Карл и Бонни стояли под пальмами, наблюдая сцену вызволения заложницы. Бонни думала, что это просто какой-то глупый фильм. После бессонной ночи в ожидании вылета из Шеннона в Никосию, после сидения в аэропорту она не могла отличить, где реальность и где сон. Тем более теперь, когда она снова встретилась с Халамбусом, да еще при столь печальных обстоятельствах. Бонни уже не знала, что будет дальше. Она смотрела, как на веревочной лестнице повисла тоненькая женщина, маленькая, в алом сарафане, подбиваемом ветром.

Карл разглядывал глиссер. Он видел Линду, которую хорошо знал, эту белокурую бестию, суровую и еще более злую, чем его Эва. Да, видно, Эва пообещала ей что-то такое, ради чего она пошла на все. А мужчина? Нет, он не ее жених. Тот где-то на куриной ферме. И кажется, она вот-вот должна была выйти за него замуж.

Так где же сейчас Эва? В гостинице? Она так быстро убежала от него, что…

А Эва была далеко. Она уже парила над землей, улетая с острова Кипр. Ей сейчас важнее всего было быстрее, чем Карл, добраться до дома, взять то, что ей нужно, и улететь в Сан-Франциско. Пусть ищут ее сколько хотят! Она не упустит возможности не только спастись, но и спасти свое состояние…

Халамбус смотрел на эту сцену, и ему казалось, что это все происходит не с ним, и это не его жена алым маяком парит в пространстве над морем. Его Бонни — рядом. И никогда он не согласится на иное. А сама Бонни? Он искоса посмотрел на ее профиль. Волосы, стриженные каре, закрывали лицо, и он любовался линиями ее тела. Она была в брюках цвета слоновой кости и в зеленом пиджаке, который подчеркивал ржаной оттенок ее волос.

Даяна протянула руку, и мощная струя воздуха охватила ее. Мак чуть накренил вертолет, и Даяна втянула Ази внутрь. Ази была бледна от страха, рука ее заледенела, но в глазах стояло удивление. Ей почти не было страшно. Может быть, страх придет потом. Но дело тут не в похищении. Она поняла, что ей больше не нужен Халамбус. Как это — не нужен? Ну, вот так — не нужен, и все. А кто ей нужен?

О, если бы она могла признаться сама себе! Но для женщины ее воспитания это едва ли возможно. Все случилось два года назад, когда…

Боже мой, подумала Ази. Ну как она может здесь, сейчас, глядя на Даяну, которая вне себя от счастья, и на Мака, который тоже рад, думать о нем.

Ази любила смотреть на его светлые волосы, статную фигуру. Его очки, блестящие на солнце. Она смотрела, как он сидел в шезлонге, когда в последний раз приезжал по делам к Халамбусу. Боже мой, Ази не сказала с ним и трех слов. Но она чувствовала. Ази видела, как он смотрел на нее, когда она подавала ему кофе, — Халамбуса не было, он ушел в мастерскую рассматривать камни, полученные в новой партии.

Внизу стояли люди. Глиссер уже вот-вот ткнется носом в песок. Она рассматривала стоящих на берегу и не могла поверить своим глазам. Ее сердце оборвалось…

Мак посадил вертолет прямо на берег. Винт постепенно затихал, и они могли спускаться. Первой вышла Даяна, подавая руку Ази. Мак возился с управлением и тяжело пыхтел. Он был удовлетворен. Бывает в жизни такое удачное стечение обстоятельств.

Потом произошло невероятное. Ази, вышедшая из вертолета, на минуту остановилась, потом, раскинув руки, побежала навстречу.

— Карл! Карл! — Она прижалась к его груди и заплакала. Она не могла поверить, что такое могло произойти: он встречает ее из плена.

Халамбус широко раскрытыми глазами смотрел на жену, и сердце его заледенело. Что он должен делать, как себя вести? Бонни смотрела на него трепеща — как он поступит? А Даяна улыбалась. Она как самая мудрая из всех женщин, собравшихся здесь, только одна понимала все. Потому что, когда они с Ази готовились к побегу, Ази кое-что ей рассказала.

Карл не знал, что делать. Обнимать чужую жену на глазах у мужа! Но разве мог он оттолкнуть ее, эту тоненькую, черноволосую, необыкновенно страстную женщину? Да, он помнил все ее движения. Он вспоминал о ней, глядя на жесткое лицо Эвы. Но он не мог и мечтать о такой встрече. И когда Карл выполнял заказы Халамбуса, он делал это ради нее. Потому что Халамбус воспроизводил на всех картинах ее тело. Карл знал его наизусть по картинам мужа. И с закрытыми глазами мог ощутить тепло, даже не прикасаясь к настоящей Ази. Вот еще почему он восстал против замыслов Эвы. Ведь если она лишит Халамбуса возможности работать, то Карл Копейнаур никогда больше не увидит картин с Ази.

Бонни взяла за руку Халамбуса.

— Халамбус! И что теперь будет? — шепотом спросила она, даже не шепотом, а только губами.

— Все будет так, как ты хочешь, Бонни. Моя любимая Бонни, которая прилетела ко мне через океан. — Он повернулся к ней, и так сжал ее в своих объятиях, что Бонни задохнулась.

— Ты сломаешь меня! — прошептала она.

Но Халамбус покачал головой и прошептал в ответ:

— Если муж и жена по нашим законам захотят развестись оба, то это возможно… И не надо ждать столько лет…

— Но…

— Да, именно так.

Карл посмотрел в лицо Ази. Она плакала. Карл чувствовал, что и на его глаза наворачиваются слезы.

— Халамбус… — начал он.

— Ничего не надо говорить, Карл. Я все понимаю. И думаю, что вы тоже. Бог услышал нас всех, и мы все можем быть счастливы…

Есть ли на свете еще две пары влюбленных, которые столь мирно разобрались в своих отношениях, и разобрались ли бы они, не будь такого необычного стечения обстоятельств, думала Даяна. Нет, ей определенно надо заняться предсказаниями и гаданием. Она стояла рядом с Маком и с удивлением смотрела на влюбленных, которые стали счастливыми совершенно неожиданно для себя.

— Жаль, моя жена не видит такого. Прямо как в кино.

— И мой муж Ларри. Он бы тоже обрадовался. Он любит счастливые концы и в книгах, и в фильмах.

Глиссер давно причалил, Линда с Фрицем давно унесли ноги с горячего, слишком горячего песка Кипра.

Все было кончено.

Ветер шевелил пальмовые листья, и они скрежетали, точно вырезанные из тонкой зеленой жести. Волны лизали берег, кричали чайки сытыми голосами, лениво пикируя в воду, хватая зазевавшуюся рыбу.

Солнце грело и без того раскаленные страстью сердца.

А чему ты удивляешься, спрашивала себя Бонни. Ну почему человек должен удивляться и не верить собственному счастью? Почему, когда случается что-то дурное, тебе кажется — это в порядке вещей, а хорошее настораживает? Тебе тридцать восемь лет, за которые произошло немало неприятного. Ну почему хорошее не должно наконец явиться в твою жизнь?

И она теснее прижалась к Халамбусу.

— У тебя очень красивая жена, Халамбус.

— Да. Но я люблю тебя, ты — моя солнечная женщина.