Селина Дрейк - Мстительный любовник

Брюс заметил на ее щеках румянец и замолчал.

— Зачем вам знать, что у меня на сердце? Уверена, что вчера вы решили все ваши проблемы в обществе очаровательной Милдред…

Слова вырвались у нее в запале. И в глазах Брюса она увидела удовлетворение.

— Вас это так глубоко задело, — поинтересовался он, напустив на себя безразличие.

— Совершенно нет! Просто пришлось к слову. Прошу вас, уйдите. Сейчас должен возвратиться Лэм.

— Лэм! Лэм? Лэм — это простое имя он повторял с разными интонациями, но все они не сулили его обладателю ничего хорошего.

Когда он сделал шаг в направлении Дорис, она даже не успела испугаться, потому что в этот момент из спальни донесся детский плач.

— Что это? — с неподдельным изумлением спросил Брюс.

Гнев и злость в его глазах уступили место растерянности.

— Вот видите, что вы наделали! — вскричала Дорис, глядя на него в упор. — Вы разбудили малышку.

— Малышку? — спросил он в полном недоумении.

— Это такое маленькое создание, мистер Кейпшоу, которое требует огромной любви и терпения. Мне жаль, что вам не довелось испытать все муки и радости, связанные со становлением человечка, и эти ощущения вам неведомы.

Дорис одарила Брюса всепрощающей улыбкой и направилась к коляске, установленной в спальне перед камином. Она извлекла оттуда орущий комочек и, глядя в раскрасневшееся от напряжения личико, проговорила:

— Ну что, этот ужасный дядя разбудил тебя?

Брюс не оставался в долгу.

— Между прочим, вы орали гораздо громче, чем я!

При этом он подозрительно уставился на женщину.

— Чей это ребенок?

Дорис не глядя на него принялась успокаивать Джулию.

— Уж не думаете ли вы, что мой? Если бы это было так, то родиться он был должен уже после нашей первой встречи. И вы вряд ли бы не заметили моего интересного положения. К тому же я была в купальнике.

В противном случае в длинный перечень обвинений в ее адрес он с удовольствием бы внес: распутная мать-одиночка, подумала она.

— Так, где же этот… как его там… Лэм?

— А зачем он вам?

Дорис рассмеялась, представив себе лицо своего друга, узнай он, что стал героем вымышленного любовного приключения.

— Кстати, знаете, чем он принципиально отличается от вас: он не лишен чувства ответственности.

Брюс понял ее намек по-своему. Голова его дернулась, как от удара.

— У вас очень злой язык! — тихо сказал он.

Дорис стало неудобно за вырвавшиеся у нее обидные для Брюса слова. В том, что он безответственный отец, его обвинить было нельзя. И она тут же постаралась загладить свою вину.

— Простите, я считаю, что вы очень внимательно относитесь к воспитанию Пола, а он отвечает вам сыновней любовью.

Она волновалась, говоря это. Брюс собрался произнести что-то, но Дорис перебила его:

— Мне пора кормить ребенка.

Она повернулась спиной к нему, и вовремя, потому что на глаза у нее навернулись непрошеные слезы. Когда Дорис возвратилась из кухни с бутылочкой подогретой молочной смеси, от слез не осталось и следа, зато опять появилось желание дерзить Брюсу.

— Вы все еще здесь? — спросила она с сарказмом и осеклась.

Он стоял над коляской и внимательно рассматривал малышку, как бы стараясь найти знакомые черты. Брюс смутился, когда она застала его за этим немужским занятием.

— Смотрите, смотрите, я могу подождать, — сказала Дорис смиренно.

— Вот уж никогда не думал, что терпение может быть одним из ваших достоинств, — в тон ей ответил Брюс.

— Как видите…

— Это доказывает, что в каждом человеке можно отыскать что-нибудь хорошее. В вас, например, любовь к детишкам…

Дорис взяла малышку на руки и села в кресло. Проголодавшаяся Джулия стала искать материнскую грудь, при этом громко чмокая. Она сначала ткнулась в шею, потом в грудь Дорис. Та рассмеялась:

— Я бы не возражала, дорогая, но мама оставила тебе кое-что повкуснее.

На какое-то время, занявшись ребенком, Дорис забыла о существовании непрошеного гостя. На ее лице появилось новое просветленное выражение, а он неотрывно смотрел на нее с застывшей полуулыбкой.

Когда Дорис, наконец, подняла глаза, то поймала взгляд Брюса, от которого у нее перехватило дыхание, и она растерянно замерла.

К действительности ее возвратил писк ребенка.

— Мне надо поменять ей пеленки, — сказала она, укладывая девочку на кровать. — А вы, пожалуйста, идите домой. Здесь вам делать нечего.

— Я уйду тогда, когда получу то, за чем пришел, — оповестил ее Брюс напряженным голосом, заставившим ее повернуть к нему голову.

— Но я же сказала вам, что скоро возвратится Лэм, и может возникнуть неловкая ситуация.

— Пусть возвращается. Я как раз собираюсь сообщить ему, что вы скоро переедете отсюда. Где он шлялся, когда вы болели и нуждались в помощи?

Возмущение Брюса было столь неподдельным и искренним, что просто поражало. Неужели он так переживал из-за нее?

Дорис уложила в коляску засыпающего ребенка и, повернув лицо к Брюсу, твердо сказала:

— Я останусь здесь. А вы поезжайте в свои владения и там ведите себя как тиран. Здесь это не пройдет.

— Вы никогда не сможете простить мне, что я купил Блэквуд. — Ей подумалось, что любовь к дому связана неразрывно с теми, кто там обитает или обитал. — Я могу понять тех, кому дорог родной очаг и все, что с ним связано, — продолжил свою мысль Брюс. — Я заботился о нашем доме.

— Тогда почему же вы не постарались вернуть его, вместо того чтобы покупать Блэквуд?

Дорис интересовал его ответ, потому что нетрудно было представить, что дом, оказавшийся в руках мачехи, он забрал бы назад с превеликим удовольствием. И неожиданно она добавила:

— И тогда вы не влезли бы в мою жизнь.

Его глаза блеснули, но он ответил на вопрос:

— Моя обожаемая мачеха решила получить за усадьбу большую страховку. Но в страховой компании ей не поверили, что пожар, не оставивший камня на камне от строений, произошел сам по себе.

— Вы уверены, что она способна на такой шаг, что все это не игра случая?

— Не будьте наивны, Дорис, — горько усмехнулся Брюс. — Доказать преступление не смогли, не хватило улик. Но никто не сомневался, что оно имело место. Кстати, она не прогадала, заработав хорошие деньги на восстановлении усадьбы. Не исключено, что это и было ее изначальной целью. — Привычным жестом он запустил пятерню в свои густые волосы и злобно изрек: — Дальновидная стерва! Я не желаю о ней знать, но вряд ли она бедствует. Вы могли бы воспользоваться ее богатым опытом.

Дорис стало дурно от приступа негодования, вызванного очередным голословным обвинением. Как же он должен ее презирать и ненавидеть, если наделяет самыми мерзкими и отвратительными чертами, не давая при этом ни малейшего шанса оправдаться или просто объяснить что к чему. Колени Дорис подогнулись, и она опустилась в ближайшее кресло. Было самое время переменить тему.