Анна Макстед - Витамины любви, или Любовь не для слабонервных

Торжественно промаршировав к двери, Джейсон широко распахнул ее и вышел.

Может, хотел, чтобы я бежала за ним. Но поскольку именно в тот момент я не сумела угадать, чего ему бы хотелось, то решила остаться на месте. Села на пол и закрыла глаза. Казалось, голова вот-вот лопнет. Я так же, как и все, ненавижу выяснение отношений. Один из самых неприятных аспектов моей работы (есть и другие) — это необходимость «запротоколировать претензии». Было время, когда для выполнения этой задачи мне приходилось брать с собой для самообороны Мейси — старого жирного черного Лабрадора, собственность Грега.

Толку от него было не больше, чем от манекена мужчины, которого некоторые одинокие женщины-водители сажают на пассажирское сиденье, чтобы отпугнуть хулиганов.

Однажды такое выступление в ролях Тернера и Хуча окончилось весьма плачевно: мне пришлось иметь дело с владельцем двух тощих молодых эльзасских овчарок, и в итоге я уносила ноги вниз с третьего этажа, таща Мейси на плече. Ничего смешного. Потом целый месяц по три раза в неделю пришлось ходить на физиотерапию. Грег тогда назвал меня психопаткой и отказался оплачивать лечение. Неприятный был момент, но, если сравнить с моими делами на сердечном фронте, не самый худший.

Я вздохнула. В комнате было жарко, пахло печеной картошкой. Я посмотрела на стол, где подсыхал наш обед. В желудке у меня заурчало. Я приложила все силы, чтобы проигнорировать эти звуки, но заурчало громче. Я еще раз взглянула на стол. Сморщенная картофелина для меня была как русалка для моряка. Какой от нее вред? Может, успею съесть быстро. Но, конечно, Джейсон явился, когда я сидела с набитым ртом. Я перестала жевать, но понимала, что все равно нехорошо получилось. Даже, я сказала бы, бессердечно.

Он взглянул на меня с отвращением, выволок свой чемодан из-под кровати и повернулся ко мне спиной.

Я сглотнула. Мне было тяжело смотреть на его спину — большую и печальную, для педантов уточню: поникшую. И когда я поняла, что это значит, силы оставили меня. Значит, больше не будет у меня Джейсона.

Уходит из моей жизни источник тепла и доброты.

Я ведь поняла, что его предложение было сделано в форме ультиматума. Но я не позволила взять себя на пушку. Ну, и он не уступил. Я привыкла, что он всегда рядом. Он был моей чуткой аудиторией. Я сознаю, что такая характеристика не романтична, но мы все же пробыли вместе пять лет. Если вы в состоянии терпеть друг друга после того, как реальность шарахнула вас по голове, ваши отношения можно назвать настоящей любовью. Я думаю, влюбиться может любой дурак. Ты вот сумей не разбежаться! Только это считается.

Меня раздражало, например, что Джейсон, когда читает, слюнявит палец, чтобы перевернуть страницу. Раздражал его храп, когда он оставался у меня на ночь. Один раз я даже спросила его: «Ты не можешь перестать дышать?» Только не надо считать это оговоркой по Фрейду. Раздражало, что, сколько бы я ни объясняла ему, что это хлам, он все равно открывал дверь детям, продающим губки для мытья посуды, и покупал у них целую кучу. У него под раковиной хранились груды ненужных хозяйственных предметов: тряпки для вытирания пыли, резиновые перчатки, оберточная бумага — все было куплено за бешеную цену у какого-нибудь мелкого находчивого мошенника с честными глазами.

Все эти мелочи выводили меня из себя, но я все же его любила. Джейсона тоже выводило из себя, что я оставляю свои зубные нитки на краю раковины. Один раз он обмотал этими нитями, как паутиной, кран горячей воды, чтобы продемонстрировать свое отношение к моей привычке. Я очень веселилась, разматывая кран. Его совсем не приводила в восторг моя работа, но у него хватало такта помалкивать на эту тему. Наверное, думал, что я перерасту это. Он страдал оттого, что я не платила по счетам, пока мне не позвонят с напоминанием.

Он не выносил моей привычки писать друзьям рождественские открытки и не отправлять их, потому что я не могла найти адресов. Его раздражало, что телефоны я записывала на клочках бумаги, а не в записную книжку. Он не мог выносить, что я изо всех сил утрамбовывала кухонные отбросы в очередную коробку из-под яиц, предпочитая выносить мешок с мусором, только когда он был забит до отказа и имел удельный вес ртути. На этой стадии Джейсон считал своим долгом поучаствовать в процессе, потому что мешок с мусором так плотно забивал мусорное ведро, что вытащить его мог только атлет. Иначе отбросы вываливались на кухонный пол, покрывая его недельной порцией гниющих остатков пищевых продуктов. Я знаю, что в этот момент он меня ненавидел.

И, тем не менее, он меня обожал.

Тем более удивительно, что через четыре недели после моего отказа состоялась его помолвка с другой.

С какой-то Люси, главное — из соседнего дома.

— Ну и что! — сказала я своим ошарашенным родителям. — А если бы рядом жила старая проститутка? Так что ему еще повезло. — И добавила: — Я знаю про нее еще кое-что. Оказывается, она печет ему пироги.

Отец, как всегда, сидел в кресле, обтянутом кремовой кожей. Он изменил позу, стараясь скрыть, что потрясен.

— Можете себе представить: бисквиты на патоке, пудинги с вареньем. Я для Джейсона пекла только один раз.

Мама, порхавшая, как прислуга, за спинкой отцовского кресла, сделала вид, что ничуть не шокирована.

— Я испекла ему кекс, когда ему двадцать шесть исполнилось, — продолжала я. — Целый день потратила, а по виду и вкусу этот кекс смахивал на археологическую древность из Помпеи. Пришлось срезать все подгоревшие места, и от него осталось не больше лепешки.

— Вот еще что, — вспомнила я. — Мартина сказала, что Люси умелая швея. Я подумала, что ослышалась, и переспросила. Но Мартина уточнила: «Она хорошо шьет». «Что?» — спросила я. И Мартина закричала: «Ну, классная портниха!»

— А что, Мартина — профессионал в этой области? — рявкнул отец, покраснев от раздражения.

Мартина — моя старая подруга, из политических соображений она поддерживала знакомство с Джейсоном.

— Просто Мартина болтушка, — объяснила я.

Узнав, что у Джейсона и Люси отношения узаконены, я поняла, что больше тянуть нельзя. Надо рассказать родителям о последних событиях. Они еще не знали, что мы с ним расстались. Вот я и приехала к ним и, утопая в кушетке, как в зыбучих песках, старалась сохранять спокойный тон, как будто моей вины тут нет.

Конечно, я обратила в шутку все эти разговоры о швее, но сама была потрясена. Надо же, шьет. Помню, когда мне было четырнадцать лет, по школьной программе полагалось изготовить юбку. Хотя бы самого простого покроя. Я вырезала два прямоугольника из ткани и сшила. Меня приводит в ужас мысль, что взрослая женщина может шить и получать от этого удовольствие.