Кей Мортинсен - Любовный розыгрыш

Нэнси приложила одну руку к сердцу, а другую — к животу, где лежал ее ребенок. Их ребенок! Инстинкт подсказывал женщине — надо бежать! Лучше ничего не знать и притвориться, что она ему верит, когда муж скажет, где был. Но потребность узнать правду подталкивала Нэнси вперед — медленно, шаг за шагом.

В поле ее зрения появилась женщина. Это была блондинка, чем-то очень напуганная. Она стояла, прижавшись к стене. Нэнси замерла. Незнакома была гораздо красивее любой из тех, кого Нэнси когда-либо встречала в своей жизни. Царственной грацией она чем-то напоминала Грейс Келли. Лицо женщины почему-то казалось знакомым. Стройная фигура была столь совершенна, что ни один мужчина не смог бы отвести от нее глаз. Грудь и бедра красавицы прикрывало лишь полотенце. Но самым пикантным было то, что ее держал за обнаженные плечи полуодетый Филипп. Глаза его сверкали. Женщина дышала тяжело, словно ей не хватало воздуха. Одна из ее длинных загорелых ног была обнажена настолько, что Нэнси невольно зажмурилась… и больше не в силах была молчать.

— Филипп! — в ужасе воскликнула она. — Филипп!

Он резко повернул голову. И все перед Нэнси поплыло, когда она увидела, что муж бросается к ней…

Придя в себя, она обнаружила, что лежит на земле в тени мускатного дерева, а Филипп обмахивает ее платком.

— Нэнси! — пробормотал он. — С тобой все в порядке?

— Нет! — закричала она, резко приподнялась и стала как-то странно раскачиваться. Филипп попытался ее поддержать, но женщина его оттолкнула. — Не прикасайся ко мне! — рассвирепела она. — Посмотри на себя! Ты голый по пояс! Где же ты все это время был? Неужели не понимаешь, что я чуть с ума не сошла от тревоги за тебя? Как ты мог так со мной поступить? Как ты мог?

Филипп отпрянул и встал. Вид у него был ужасный, похоже, с тех пор как ушел из дома, он ни разу не брился. Будто его держали взаперти в аду. Нэнси зарыдала. Может быть, Филипп знал, что если он ей изменит, она от него уйдет. И ребенка заберет с собой.

— Извини, Нэнси, — не своим голосом промычал Филипп. — Я должен сказать…

— Кто эта женщина? — резко оборвала его Нэнси. — Ты и она… Вы с ней?.. — Глаза у нее закрылись сами по себе. Ее начало тошнить. — Вы… вы…

Филипп потерянно взглянул на нее, и тут же отвернулся, почувствовав, как постыдно его поведение.

— Я… — начал было он, но когда Нэнси снова зарыдала, зло заскрежетал зубами: — Да! Да! Мы были вместе. Я с нею был близок. Не разыгрывай из себя оскорбленную девицу. Мне это нужно. Мне… мне надо было выбраться из дому. Для разнообразия…

Уцепившись за ветку, он повернулся к Нэнси спиной. Ветка оторвалась от ствола, и Филипп в удивлении на нее посмотрел, словно не ожидал от себя такого яростного движения.

— Я все равно буду это делать, — произнес он таким тоном, будто признание в своей слабости стоило ему огромных усилий. — Я… я делаю это с первого дня нашей с тобой встречи.

Нэнси показалось, что эти ужасные слова только что произнесло какое-то холодное, бесчувственное существо.

— Мне… мне нужны женщины, — выпалил Филипп. — Много женщин. Самые разные, всех оттенков, всех возрастов, — прорычал он. — Привыкай! Или уезжай.

Нэнси была потрясена. Медленно, с большим трудом, она встала на ноги. Только чувство собственного достоинства придавало ей силы. Филипп ее предал — и при этом ничуть не раскаивается. Конечно, в его жизни было много женщин, и Николь об этом знала. Это знали все, кроме нее, Нэнси, — она слепо ему верила.

Ей хотелось кричать, рвать на Филиппе одежду, царапать ногтями его каменное лицо. Но она понимала, что если потеряет контроль над собой, то просто сойдет с ума. Поэтому упрятала глубоко в себе этот непередаваемый ужас и закрыла свое сердце перед всем миром, оставив место лишь нерожденному еще малышу. И молча поклялась себе, что никогда в жизни никому и ни за что не будет доверять.

Сквозь листву над головой Филиппа падали лучи солнца. Нэнси вспомнилась самая первая встреча, когда Филипп лежал в тени, как притаившийся тигр, ожидающий жертву. Да, ее первое впечатление было правильным. Этот человек очень опасен, как и его аморальный отец.

— Унаследованная кровь все равно себя проявит, — произнесла Нэнси, гордо подняв подбородок.

Филипп вздрогнул, как от удара хлыста.

— Это не так, — пробормотал он.

— Ты животное!

— Нэнси…

— Не желаю тебя слушать! — И она рубанула рукой воздух, словно отрезая Филиппа от себя.

В ушах у нее гудело, и она изо всех сил вдавила в ладони ногти, чтобы не показать своей слабости. Нэнси отошла на несколько шагов от Филиппа, хотя каждый шаг стоил ей огромных усилий. Чувствуя бешеные удары сердца, она все дальше уходила от человека, которого так любила, которому так доверяла.

Филипп нанес ей рану, которая никогда не заживет. Видно, не зря он предупреждал, вспомнила Нэнси, когда говорил, что никакую другую женщину не сможет любить так, как любил свою первую жену. А все остальные его слова, все его клятвенные заверения в любви, когда она сообщила ему об их будущем малыше, были пустой ложью.

Отойдя от Филиппа на несколько ярдов, она обернулась. Даже золотистый загар не мог скрыть бледности ее лица.

— Это уже второй раз в твоей жизни, когда жена не скажет тебе «прощай», — четко произнесла Нэнси. — Такой любезности ты не стоишь — ты не умеешь беречь того, кто тебе предан.

На лице Филиппа не дрогнул ни один мускул. Нэнси чуть не лишилась чувств, видя, что человек, которого она безумно любила, так холоден и равнодушен. Ее тело пронзила острая как нож боль, и женщина невольно вскрикнула. Оба резко и одновременно отвернулись друг от друга.

Не понимая, как она еще держится на ногах, Нэнси, пошатываясь, побрела вниз. Прошла мимо двух взволнованных женщин возле регистратуры и забралась в катер.

— Убираемся отсюда! — выпалила она. Больше ноги ее здесь не будет.

Когда они высадились на берег, Нэнси оттолкнула подбежавшего Мартена. Она боялась, что не сумеет сдержать набегающие на глаза слезы и разрыдается, не дойдя до спальни. Но Мартен не отставал, о чем-то тараторя, все время повторяя имя Жильбер и указывая на моторный катер, стоявший в заливе. Внезапно Нэнси осознала, о чем говорит Мартен — на веранде сидел отец Филиппа.

Еле сдерживая истерику, Нэнси поднялась по деревянным ступеням и увидела худого, старого мужчину с редеющими седыми волосами. Видимо, старик был очень слаб. Он полулежал в шезлонге, ноги его укрывал кашемировый коврик. Наверное, ему было чуть больше шестидесяти, однако лицо-то какое — морщинистое, потасканное. Вокруг рта и между бровями залегли глубокие бороздки — то ли от выстраданных бед, то ли от бурной жизни. Должно быть, когда-то он был красавцем. В водянистых глазах и сейчас сохранилось что-то надменное, властное.