Эми Сандрин - Снежный поцелуй

— Ты беременна? — закричала Робин.

Закрыв глаза, Джинджер представила себя с младенцем Винса на руках. Темноволосый, с блестящими зелеными глазами, очаровательный ребенок…

— Нет. Мы приняли меры предосторожности. — Не сожаление ли услышала она в собственном голосе?

Робин стукнула ее по плечу.

— Это — не судьба. Это твоя мать, с пеленок промывающая тебе мозги насчет зла в обличье мужчины… любого мужчины. — Она взмахнула руками. — Вообще удивительно, что ты обручилась со Стивеном. — Робин прошлась по кухне. Ее глаза гневно блестели, лицо стало суровым, но говорила она спокойно и тихо. — Я знаю, ты задета, обижена. Я переживаю за тебя, поверь. Но добро пожаловать в реальный мир, Джинджер. Ты только что испытала то, через что большинство женщин в своей жизни проходит намного раньше. Если бы ты позволяла себе испытывать хоть какие-то чувства, ты узнала бы это давным-давно.

Позволила себе испытывать какие-то чувства? Разве не в том же самом она обвинила свою мать две недели назад? Выходит, она больше похожа на Эву Томпсон, чем себе представляла. Стиснув в кулаке ткань занавески, Джинджер с трудом вздохнула. Слова Робин ужалили ее, но она отказывалась их принимать. Джинджер обручилась со Стивеном потому, что, должно быть, любила его. Любовь — это ведь чувство. Значит, Робин не права.

— Я очень надеюсь, что никогда больше не увижу Винса, — пробормотала она.

— Я знаю, детка, знаю.

Рождество пришло и ушло, оно всегда было любимым праздником Джинджер. А в этом году в нем не было для нее никакой радости. Она не думала ни о чем, кроме слов Винса, что он хотел бы провести Рождество с ней.

Большую часть праздника она просидела одна. Поездка к матери стала настоящей пыткой. Джинджер отчаянно хотелось уюта, который способна дать только мать, она могла согреть и успокоить ее ноющее сердце. Но, опасаясь, что мать скажет: «Я так тебе и говорила», если она признается, что Винс ее бросил, Джинджер не могла произнести ни слова. В конце концов она заявила, что у нее грипп, и рано уехала домой. Она, словно раненое животное, заползла в уютную постель, обняла подушку, прижала ее к груди и поплакала перед тем, как заснуть.

Прожив еще неделю как в тумане, Джинджер поняла наконец, что должна принять правду такой, какая она есть, и продолжать жить дальше.

Винса не вернуть.

Сначала она отказалась, когда Робин на Новый год захотела устроить ей свидание, но потом передумала. Решение насчет Нового года она приняла не для того, чтобы доказать правоту матери, но доказать себе самой, что существует другой мужчина, способный заставить ее испытать те чувства, которые пробудил в ней Винс.

— Дорогой, ты не возьмешь мне еще бокал?

Винс опустил глаза и посмотрел на великолепную рыжую голову, лежавшую у него на руке, на улыбающиеся губы.

— Конечно, Синтия. — Он взял бокал шампанского с подноса проходившего мимо официанта и протянул его даме.

Вот женщина, которая знает, как нравиться мужчине, подумал Винс. Синтия не спорила с ним. Синтия не сердила его. Синтия соглашалась со всем, что он скажет.

Синтия была чертовски скучна.

Но она являлась полной противоположностью Джинджер, она отличалась от нее так, как только может отличаться одна женщина от другой. А это как раз то, что нужно ему больше всего на свете, чтобы ее забыть. Он должен стереть в памяти все, что связано с самой невероятной женщиной, которую ему когда-либо доводилось встречать. Прошло уже три недели, но он все еще не мог понять, что случилось, что произошло. Когда он собрался позвонить Джинджер, то на том клочке бумаги, который она дала ему с номером телефона, ничего не оказалось. Он был совершенно пуст.

В справочном никогда не слышали о Джинджер Купер, ее имени не было в телефонной книге, нигде вообще. Он позвонил во все модельные агентства в городе, но и это не помогло. Казалось, она никогда не существовала, словно эта женщина — плод его воображения, сон. Он проснулся, он вернулся к реальности, и ее больше нет.

— Ты обещал мне танец, дорогой, — промурлыкала Синтия, слегка надув ярко накрашенные губки и прижимаясь к нему всем телом.

Винс надеялся, что новогодний праздник поднимет ему настроение. Но когда он вывел благоухающую духами женщину на переполненную площадку, все, о чем он мог думать, — Джинджер. Чтобы заставить себя отделаться от тоски по ней, он привлек Синтию ближе. Платье из золотой парчи обтягивало ее, щедро открывая взгляду анатомическое строение тела.

Ему нужно почувствовать другую женщину, чтобы заставить себя забыть Джинджер. Она не первая задела его так сильно, и он поклялся, что и не последняя.

— Не уйти ли нам отсюда? — прошептал он Синтии на ухо.

Женщина посмотрела на него сквозь длинные, вероятно, накладные ресницы.

— Но еще даже не пробило полночь.

Его рука скользнула вниз по ее спине и стиснула мясистый зад.

— Нам не нужна сотня помощников, чтобы праздновать, не так ли?

— Угу, — промурлыкала она, и в ее бледно-зеленых глазах наконец засветилось понимание. Синтия схватила его за руку и потащила через густую толпу к гардеробу.

Винс улыбнулся самому себе. Нетерпеливая, жаждущая женщина — как раз то, что ему сейчас надо. Закутывая ее в шубку, Винс позволил своим рукам пройтись по ее груди. Но он ничего не почувствовал. Никакого волнения. Никакого прерывистого дыхания. Никакой жажды. Ничего.

Бесстрастно он смотрел в глаза, полные желания и нетерпения. Может быть, виновата здешняя атмосфера? Он наверняка почувствует нечто совершенно иное, когда привезет ее к себе домой. Он надеялся, что она готова прыгнуть к нему в постель, если пришла сюда.

Развернув Синтию, он вывел ее из дверей ресторана на переполненную улицу Денвера. Он уже собирался поймать такси, как до него внезапно долетел знакомый смех. Винс насторожился. На какую-то долю секунды он поверил, что услышал голос Джинджер. Оглядывая праздничную толпу, Винс увидел ее улыбающееся лицо в море веселых лиц.

— Джинджер, — прошептал он, изо рта в холодный воздух вырвалось белое облачко. Он отпустил руку Синтии и стал переходить через улицу, но та блондинка уже садилась в лимузин, ей помогал мужчина.

— Джинджер! — позвал он громче. Но слишком поздно. Черный лимузин умчал ее — снова умчал из его жизни. Его бешено бьющееся сердце понемногу начало успокаиваться, замедлять свой бег, оно болезненно и глухо стучало в груди. Он молился о том, чтобы оно остановилось совсем. Ему это уже не нужно.

— Винс, — проскулила Синтия. — Мне холодно. Мы когда-нибудь поедем? — Она потерлась грудью о его руку, и ему стало невыносимо противно.

Засунув пальцы в рот, он свистнул, подзывая такси. Когда машина остановилась перед ним, он открыл дверь и усадил свою партнершу. Бросив бумажку в пятьдесят долларов на переднее сиденье, Винс сказал водителю: