Ада Суинберн - Сердце ковбоя

Рейчел понимала, что нужно уйти. Она должна вернуться в свою комнату, он не посмеет последовать за ней. Но он так близко, что можно даже дотронуться до него… И она медлила, глядя, как ритмично поднимается и опускается его грудь.

Жар во всем теле причинял ей почти ощутимую боль. Она еще никогда не испытывала столь сильного физического влечения. Рейчел облизнула внезапно пересохшие губы и судорожно сглотнула.

— Вы пропустили обед, — прошептала она.

Торжество опьянило Джастина. Он был прав — она не имеет ничего против флирта. Вот так насмешка над дорогим старым папочкой! Джастин не мог и мечтать, что возможность испытать моральные принципы Рейчел Браннер представится ему так быстро, а он не из тех, кто отказывает леди. Вызывающе медленно он сократил расстояние между ними на несколько дюймов. Его рука скользнула вверх по шелковистой коже ее плеча и ощутила ответную дрожь. Она готова, она почти задыхается от желания!

— Тогда я не был голоден, — пробормотал он, наклонился вперед и прижался губами к ее плечу, ошеломленный почти электрическим разрядом, пробежавшим между ними. От нее пахло так сладко, что ему хотелось погрузиться в этот аромат и вдыхать его без конца. Кровь бешено пульсировала, а губы двигались неспешно, прижимаясь к мягкому изгибу шеи. — Зато я голоден сейчас, — прошептал он, заключая ее в объятия.

Рейчел задыхалась. Ее голова откинулась назад, широко открытые глаза видели бархатное небо с мириадами звезд, смотревших на них. Его прикосновения, поцелуи жгли ее, и все происходящее казалось почти нереальным. Она позволяет едва знакомому мужчине ласкать себя, хотя еще совсем недавно он смотрел на нее как на непрошеную гостью… Все это было настолько странно, что буквально ошеломило, оглушило ее. Но глубоко запрятанная животная чувственность, о которой она до сих пор могла лишь подозревать, заставляла ее отвечать на его ласки с такой необузданной страстью, какой она никогда не испытывала раньше. Дрожь сотрясала ее тело, в то время как горячие и влажные губы Джастина, покрыв поцелуями ее шею, двинулись вниз, к груди.

Не подчиняясь голосу разума, ее руки поднялись, обхватили его голову и затем по крепкой шее спустились вниз, на плечи. Сталь, подумала она. Джастин сделан из стали. Она поняла это раньше, в одном только ошиблась: эта сталь не была холодной. Его кожа была горячей и сообщала ее блуждающим пальцам неодолимую, невероятную страсть. Он еще даже не поцеловал ее, а Рейчел уже знала, что отдастся Джастину Холдейну, едва он захочет этого. Она жаждала ощутить его наготу, увидеть и узнать это потрясающее тело, хотела почувствовать его тяжесть и слиться с ним воедино. Губы искали его поцелуя сейчас, немедленно.

— Джастин! — выдохнула она, и в одном этом слове были заключены зов страсти и желание, способные растопить даже ледяную глыбу.

С трудом оторвавшись от ее груди, он выпрямился и притянул ее к себе, и она вся затрепетала, ощутив, как он дрожит. Это переполненное горячим возбуждением тело, прижавшееся к ней, потрясло Рейчел, и она задохнулась, но скорее от захватившей ее страсти, чем от силы его реакции. Она понимала, что возбуждение Джастина лишь отражение ее собственного состояния. Руки ее сами собой поднялись и обвили его шею. Она прижалась к мужчине, испытывая сейчас точно такую же потребность в нем, как в воздухе или воде — в том, без чего она не могла бы жить. Губы ее раскрылись, влажные и трепещущие, в ожидании его поцелуя.

Джастин смотрел на нее сверху вниз, в лунном свете ему было хорошо видно это охваченное страстью лицо. Какое-то неясное сомнение шевельнулось в нем. Промелькнуло острое осознание того, что он испытывает судьбу, вторгаясь туда, куда не следует.

Рейчел пошевелилась в его объятиях, безмолвно побуждая его к действию, удивленная его нерешительностью. Кто она? Невинная участница самой ироничной главы в его жизни? Или она на редкость умна и эгоистична в своем желании прибрать к рукам все равно что — человека или ранчо?

Почему же его так влечет к ней?

С коротким стоном он взял то, что она ему предлагала — ее прекрасные сочные губы, затрепетавшие под его губами. Его мозг пронзила мысль, что этот жалкий реванш бумерангом возвращается к нему самому, но со следующим ударом сердца это потеряло всякое значение. Ему вдруг стало совершенно безразлично, кто она и каковы мотивы ее поведения. Она была теплой и живой, воплощенной женственностью, и его тело изнывало от желания обладать ею. Его губы раскрылись, поглощая ее губы, вбирая их влагу и жар; руки нетерпеливо обвили нежное податливое тело, стремясь навсегда слиться с ним воедино. Он приподнял ее, оторвал от пола, и кровь с шумом устремилась по венам, когда он почувствовал, как женские ноги заключили его в свой сладостный плен.

Она тоже желает его! Больше чем желает — горит нетерпением! Страсть вспыхнула между ними как пожар, и искры этого первобытного огня обжигали и воспламеняли кровь. Он знал, к чему это ведет. Это могло закончиться только в ее или в его постели. Никогда еще он не испытывал такого сильного, непреодолимого желания. Откуда взялась эта дикая, необузданная страсть? Рейчел прекрасна, но она не первая красивая женщина в его жизни. В этом внезапно вспыхнувшем чувстве было нечто большее, чем простое сексуальное возбуждение. Оно как? то связано с тем, кто она и кто он и…

О господи, что он делает?! Он не может, не должен, это сумасшествие…

Джастин оторвался от ее горячих, жаждущих губ и пристально вгляделся в лицо. Свет отражался в сияющих глазах, полных ласки, обещания и недоумения. Он задумался о противоречивости ее поведения, о том, почему она сначала разбудила его чувственность, а теперь удивляется, что он принял ее игру. Что это было — искренний порыв или тонкий расчет?

Неужели она из тех женщин, для которых заниматься любовью с едва знакомым мужчиной привычное дело?

Что-то мешало Джастину принять эту мысль, он должен был либо отодвинуть ее в сторону и забыть навсегда, либо получить доказательства. У него возникло странное ощущение, точнее желание, чтобы эта женщина, словно созданная для его объятий, оказалась кем-то другим, а не тем, кем была на самом деле.

На мгновение он замер, его учащенное дыхание нарушало тишину ночи. Руки, поддерживающие Рейчел, были крепко сомкнуты. Она тоже смотрела ему в глаза, и сквозь горячий туман, в котором плавало ее сознание, стало просачиваться какое-то смутное недоумение. Она не могла истолковать выражение его лица, но почувствовала произошедшую перемену. Только тут до нее дошло, что все происходящее реально. Неужели она совершенно потеряла голову? О боже, что она наделала?!

— Отпустите меня, — прошептала она слабым голосом, испытывая одновременно и острое чувство унижения, и благодарность темноте, скрывающей ее позор. Он колебался, и она ощущала, как его большие ладони, вмещавшие ее ягодицы, жгут сквозь тонкий шелк рубашки. — Пожалуйста! — взмолилась она срывающимся, чужим голосом.