Барбара Ханней - Мое зеленоглазое счастье

Лиззи решила сама воспитывать ребенка, зная, что мать одобрит и поддержит ее выбор. Теперь она спрашивала себя, почему мнение Лизы было для нее так важно.

Сейчас ничего уже не имело смысла.

Поставив кружку на пол, Лиззи заставила себя улыбнуться. Теперь, когда она все рассказала Джеку, ей стало намного легче.

– Наверное, ты думаешь, что я делаю из мухи слона, – произнесла она.

– Вовсе нет. Нелегко мириться с недостатками тех, кого ты любишь.

Она вдруг вспомнила о его проблемах с отцом. Джек действительно ее понимал. Внезапно она обнаружила, что за короткое время он стал для нее очень близким человеком.

Они рассказывали друг другу о своем детстве, о своих родителях, о том, как нелегко разочаровываться в идеалах и кумирах. В конце концов, они пришли к выводу, что близких людей нужно прощать, и это успокоило Лиззи.

Они могли бы говорить так целую вечность, но, когда она зевнула, Джек поднялся и взял пустые кружки.

– Спасибо тебе за чай и за беседу, – сказала Лиззи, надеясь, что он не услышит в ее голосе разочарование.

Его зеленые глаза как-то странно смотрели на нее.

– Тебе лучше поспать.

Он собрался уходить, и она внезапно почувствовала себя одинокой. Это не имело смысла. Разве она не хотела быть одинокой, сильной и независимой?

Как ее мать.

О боже.

В ее голове пронеслись слова Джека. Тебе нужно только попросить.

Тогда она под действием внутреннего порыва схватила его за руку:

– Тебе нужно идти?

Он замер:

– Ты просишь меня остаться?

– Думаю, да.

Лиззи задержала дыхание. Она не могла поверить, что делала это.

Ее охватило смущение, когда она вспомнила о недавних изменениях в своем теле. У нее всегда была полная грудь, но сейчас она стала еще больше и тяжелее. Низ живота стал выдаваться еще заметнее.

Внезапно Джек поставил кружки на туалетный столик и присел на край кровати. Сердце Лиззи подпрыгнуло, когда под его тяжестью просел матрац. Она почувствовала исходящий от него запах мыла, увидела, как его зеленые глаза затуманились от желания.

Он сглотнул, и ей показалось, что воздух в комнате наэлектризовался.

Внутри у Лиззи все затрепетало. После того как она недавно отвергла Джека, она не смогла бы его винить, если бы он сейчас встал и ушел.

– Если я останусь, то займусь с тобой любовью, Лиззи.

От переполнявших ее эмоций у нее сдавило горло, и она смогла только кивнуть.

Его взгляд перестал быть настороженным, глаза заблестели, как раньше. Он не побрился, и Лиззи провела кончиками пальцев по его подбородку, покрытому щетиной.

– Ты такой красивый и колючий, – улыбнулась она.

Он поймал ее руку и коснулся губами ее кожи:

– А ты такая красивая и шелковистая. – Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы. -И такая мягкая. Мне так нравится твой вкус.

– И какой у меня вкус?

– Восхитительный. Вкус лунного света.

– А у тебя вкус солнечного света. Тоже великолепный.

Джек улыбнулся:

– Мы с тобой как ночь и день.

Он крепко прижал ее к себе и снова поцеловал. Его руки заскользили по ее рукам, плечам, спине, а губы пробуждали давно забытые удовольствия. Сердце Лиззи наполнилось радостью. К ней слишком долго никто не прикасался.

Он в считанные секунды снял с нее блузку, и она закрыла глаза, когда его губы прижались к впадинке у основания ее шеи. Затем он расстегнул ей бюстгальтер, и ее глаза снова открылись.

– Моя грудь изменилась из-за ребенка, – пояснила она. – Надеюсь, ты не возражаешь.

В ответ на это Джек осторожно взял ее грудь в свои ладони.

– Ты прекрасна, Лиззи. Само совершенство. Но я не хочу сделать тебе больно.

– Ты не сделаешь мне больно. Со мной все в порядке и с ребенком тоже.

Тогда он снова ее поцеловал, и захлестнувшая ее волна желания унесла прочь остатки сомнений.

Она нуждалась в этом. Каждый его поцелуй, каждое прикосновение были необходимы ей как воздух.

Проснувшись рано утром, Джек наблюдал за тем, как мягкий свет восходящего солнца просачивается в комнату через занавески и отражается в темных волосах Лиззи, рассыпавшихся по подушке. Она была так прекрасна во сне, что он не мог отвести от нее глаз.

Не в силах удержаться, он нежно поцеловал ее в губы. Лиззи открыла глаза и улыбнулась.

– Привет, – мягко произнесла она.

– И тебе привет.

Она зевнула, потянулась и снова улыбнулась:

– Прошлая ночь была замечательной, правда?

– Да, – согласился Джек, целуя ее в обнаженное плечо. – У тебя и ребенка все в порядке?

Он должен был задать этот вопрос. Он чувствовал себя ответственным за них.

– У нас все замечательно, Джек. Спасибо.

Не переставая улыбаться, она погладила ладонью свой живот, в котором росло маленькое чудо.

– Я видела его во сне.

– Ребенка?

– Да. Я словно заглянула внутрь себя. Она свернулась там, подобно маленькому листику папоротника. У нее темные глаза и крошечные пальчики на ручках и ножках, прямо как на картинках в медицинских книгах.

– Ничего себе.

– Это меня так обнадежило.

– Значит, сон был хороший.

– Самый лучший.

– Ты уже точно знаешь, что у тебя будет девочка?

Губы, которые он целовал ночью, слегка надулись.

– В действительности я еще не знаю пол ребенка, но в моем сне это определенно была девочка, и я так довольна. Разговаривая с ней, я называла ее Маделин, и теперь я абсолютно уверена, что у меня будет девочка.

– Я могу представить тебя с дочкой.

– Я тоже. – Лиззи улыбнулась. – Это было бы правильно. У меня не было братьев, только сестры. Думаю, с девочкой мне будет гораздо проще.

К своему ужасу, Джек обнаружил, что жалеет о том, что Маделин не была и никогда не будет его дочерью. Он тут же отмахнулся от этой мысли.

– Маделин красивое имя.

– Очень женственное, правда?

– Полагаю, да. – Снова почувствовав себя лишним, он решил все обратить в шутку. – Но я думал, что ты рассматриваешь только такие имена, как Клеопатра или Бодичея.

– Зачем мне называть мою бедную малышку… – Лиззи пристально посмотрела на него и рассмеялась. – Ах да, конечно. Я должна последовать примеру своей матери и назвать дочь в честь сильной женщины.

– Итальянцы очень уважают семейные традиции, не так ли?

Она легонько толкнула его в плечо:

– Я наполовину австралийка, забыл?

Джек провел рукой по шелковистой коже ее бедра.

– Мне интересно, какая твоя половина австралийская, а какая итальянская.

Лиззи рассмеялась, и он накрыл ее губы своими.

– Готов поспорить, губы у тебя итальянские.

Она тихо застонала:

– Не надо, Джек. Пожалуйста, не соблазняй меня сейчас.

– Почему?

– Я не могу провести все утро в постели.

– Разумеется, можешь.

– Не могу. Сегодня мне нужно сделать целую кучу работы. Я не могу за один день положить конец хорошим привычкам, которые вырабатывала в течение всей жизни.