Софи Уэстон - Танцуй со мной

Рука скользнула вниз и осторожно погладила ее колено, отчего Алексис пробрала дрожь. Ощущение было новым для нее. Она не могла шевельнуться.

- Прекрати, - хрипло сказала Алексис. Улыбка стала шире. Он не отводил глаз. Чуткие пальцы продолжали свое дело. Казалось, он опутывает ее невидимой сетью. Будто знает, что парализует ее волю.

Как паук - муху, подумала она, и чары рассеялись.

Она отдернула колено и приготовилась спрыгнуть с кровати. Он остановил ее, бесцеремонно обхватив рукой за шею.

- Нет, - простонала Алексис, когда он с непреодолимой силой потянул ее к себе.

За исключением этого быстрого и неожиданного движения, ничто в нем не шевельнулось. Жестокий рот по-прежнему улыбался, глаза полуприкрыты. У него был почти рассеянный и определенно безразличный вид. Но поцелуй не был рассеянным. Или безразличным.

Потеряв равновесие и ударившись о стальную грудь, Алексис за несколько секунд испытала целый калейдоскоп чувств. Я не могу высвободиться, подумала она. А потом тревожнее: и не желаю.

Он тихо засмеялся.

- Не то, чего ты ожидала?

Алексис приподняла закружившуюся голову. - Что?

- Ты забралась ко мне в кровать, - пояснил он. В голосе звучал металл. - После того как я заснул, вероятно. По крайней мере я не помню, чтобы приглашал тебя поспать со мной.

- Вот как!… - Алексис попыталась вырваться.

Он не обратил на ее сопротивление никакого внимания. Его глаза ничего не выражали, а руки, словно бы превратившись в стальные прутья, притянули ее для нового поцелуя.

Алексис боролась, но Майкл сломил ее жалкий отпор. Никогда в жизни она не ощущала себя такой беззащитной.

Он был сама нежность. Но Алексис не покидало ощущение, что на самом деле он очень разозлен, а нежность - продукт богатого опыта в технике любви. Иначе он причинил бы ей боль. Она была уверена, что он наказывает ее за что-то.

Она пыталась протестовать, но протесты подавлялись его языком.

Она промычала: «Нет!»

Все было бесполезно. Он тихо засмеялся и мягким движением повернулся так, что она оказалась лежащей на спине, глядя на мускулистые плечи, заслонившие свет. Ее правая рука была бессильно прижата к его груди. Левая оказалась зажатой за спиной. Больное запястье начинало дергать. Алексис закрыла глаза.

- Очень хорошо, - издевательски промурлыкал он.

Он целовал ее веки. Даже Патрик Монтегю в самых настойчивых домогательствах никогда не целовал ей веки. Алексис почувствовала, как все ее тело вздыхает от удовольствия, хоть она и продолжает сопротивляться.

Его пальцы нашли верхнюю пуговицу смятой блузки. Блузка распахнулась, и Майкл склонил голову к открывшейся светлой коже. Алексис глубоко задышала. Почти болезненное ощущение пронзило ее, когда губы мужчины пустились в путешествие. Инстинктивно ее ладони согнулись, чтобы обхватить его за шею.

И тут ударила настоящая боль, резкая и невыносимая. Она закричала. Майкл застыл.

- Дай мне встать, - отчаянно потребовала Алексис. Майкл откинулся назад. Алексис села, держа перед собой освобожденную руку будто чужую. Согнулась над ней и принялась укачивать. Майкл отпустил ее.

- Что случилось? - спросил он резко.

Алексис закусила губу. Боль уже уходила, но последствия - ужасное ощущение слабости и страх, будто она никогда больше не будет владеть рукой, - вернулись, напомнив о себе в полную силу.

- Запястье, - пробормотала она наконец. - Оно сломано.

Она чувствовала его взгляд, и в одно безумное мгновение ей показалось, что он не верит.

- Ты не в гипсе, - заметил он почти обвиняющим тоном.

Дыхание возвращалось к нормальному ритму, и она смогла ответить спокойно:

- Его сняли пару недель назад. У меня есть шина, чтобы при необходимости сохранять кость неподвижной. Вечером я сняла ее.

- Зачем? Чтобы не расхолаживать меня? Она вспыхнула. Она не могла поднять глаз.

- Нет. Если долго не снимать, она беспокоит. Я надеваю, в основном когда нужно что-нибудь носить. Когда хожу по магазинам и тому подобное. За рулем…

- Или когда ходишь на приемы, - сухо добавил он.

- Да. Именно. Только это бывает не часто. Оба помолчали.

- Черт, - сказал он наконец, и Алексис подумала, что это адресовано не ей. Он сунул подушки за спину и сел удобнее, повернувшись к ней. - Серьезный перелом?

Алексис обхватила пальцами правой руки больное запястье и чуть согнула его. От ощущения движущейся кости к горлу подступила тошнота. Не в первый раз она вынуждена была сказать себе правду: совершенно неизвестно, сможет ли она когда-нибудь играть как прежде. И никто не может ответить на этот вопрос.

- Не знаю, - прошептала она тихо. - Врачи довольны.

Он сразу понял. А ведь до сих пор не понимал никто. Даже отчим. Ни, тем более, Патрик - во время того краткого и неловкого разговора, хотя он по-прежнему считался ее педагогом.

- Но?… - мягко продолжил за нее Майкл Слейн. Алексис покачала головой, не глядя на него.

- Не знаю. У меня, наверное, период ипохондрии. Мне говорили, что без гипса рука некоторое время будет болеть сильнее. Не думаю, что все так уж плохо.

- Ты кричала так, будто это была адская боль, - сухо заметил он.

- Да. Я знаю, - выдавила она.

- Я навалился на нее? - Он как будто повеселел.

- Нет. Это… э-э… - Алексис сглотнула. - Это я. Я… э… пыталась пошевелить рукой. А она была подо мной.

- Выходит, это ты навалилась на нее. - На этот раз он, несомненно, развеселился. Протянув руку, погладил ее спутанные волосы. - Бедная моя Золушка. Не очень-то тебе везет этим утром, правда?

Алексис подпрыгнула. Но решила отвечать спокойно.

- Утро могло быть и получше, - обронила она. - Особенно если бы ты не называл меня Золушкой. И не делал поспешных выводов.

Он скрестил руки на груди. Пуговицы его рубахи тоже расстегнулись, заметила она, и слишком много теплой коричневой плоти оказалось на виду, чтобы ей удавалось сохранить спокойствие. Она отвела глаза.

- О каком выводе ты говоришь? - протянул Майкл.

- Похоже, ты думаешь, - четко проговорила она, - что прошлой ночью я намеренно выбрала эту кровать, потому что мне льстит делить постель с великим Майклом Слейном.

- А-а, ты про это. - Он ничуть не раскаивался. Она подняла глаза.

- Да будет тебе известно, что ты ошибаешься. Если бы здесь была другая кровать - или хотя бы какой-нибудь подходящий диван, - ты спал бы один. А я не подвергала бы руку риску быть снова сломанной.

Он изобразил содрогание.

- Удар ниже пояса. Ты не говорила о своем переломе.

- А еще я не говорила тебе занимать единственную в доме кровать. Вечером у меня не было возможности. Ты отключился, - пояснила она. - А утром прыгнул на меня, не дав рта раскрыть.

Наконец до него дошло.

- Единственная в доме кровать? В такой большой квартире? Ты шутишь.