Лора Брантуэйт - По мосту через пропасть

«Тебе нужно писать книги». Ха. Спасибо, хватит.

— Адриан, извини за нескромность, а где ты был в столь поздний час? — Тетя Маргарет сидела с книгой в кресле у камина — роскошь уюта, которую она по-настоящему ценила. Она читала в очках и поэтому походила сейчас на строгую учительницу начальной школы, которая дождалась удобного момента для серьезного разговора с учеником. — Гулял, — небрежно отозвался Адриан.

— Значит, твоя нога уже в порядке?

— Почти.

— А почему ты в таком случае ходишь по дому сильно хромая и зачем брал машину?

— А Виктор, выходит, приставлен следить за мной и докладывать о каждом моем шаге?

— Не преуменьшай моих собственных интеллектуальных возможностей. Я просто сопоставила твое отсутствие в доме и шум мотора.

— Тетя, мне кажется, ты иногда забываешь, что я уже взрослый человек, — вздохнул Адриан. — В такие моменты я ощущаю свою полную беспомощность.

— Эйд, мне очень важно, что с тобой происходит. Я волнуюсь.

— Волноваться не о чем, потому что я в полном порядке.

— Ты пел.

— Что?!

— Сегодня утром ты пел. Я слышала.

— Звучит как обвинение.

— Нет, это полувопрос.

— Тетя, поверь мне, со мной все великолепно! Я наслаждаюсь тихой жизнью в красивом месте, неужели не имею права?! — Когда Адриан начинал выходить из себя, у него белели крылья носа.

Тетя Маргарет вздохнула.

— Та женщина?

— Что — та женщина?

— Ты к ней ездил?

— Тетя, это бестактный вопрос.

В обычной жизни тетя Маргарет больше всего боялась показаться бестактной и грубой. Сейчас отвлекающий маневр не прошел.

— Мне кажется, родственное отношение извиняет такого рода бестактности. Я тебя вырастила. Естественно, что я буду заботиться о тебе всегда.

— То есть это на самом деле забота обо мне? А вовсе не о чистоте семейных связей?

— Ты, наверное, хочешь меня обидеть. — Тетя Маргарет самую чуточку поджала губы и опустила глаза. — Напрасно. Я желаю тебе только добра. Но я и в самом деле не хочу, чтобы мой племянник, который мне роднее сына, кружил головы женщинам, которым с ним совершенно не на что рассчитывать.

— А откуда ты знаешь? — притворно изумился Адриан. Он ненавидел, когда тетя Маргарет надевала надменно-равнодушную маску. Он твердо знал, что внутри она другая. Так зачем весь этот спектакль? Положение обязывает?

— Не дерзи.

— Даже и не думаю. Я собираюсь спать. Спокойной ночи, тетя. Может быть, мы поговорим завтра. Если оба будем готовы. — Он торопливо коснулся губами увядшей уже щеки, пахнущей дорогой пудрой, — ритуал, над которым не имели власти даже ссоры и молчаливые обиды, — и, стараясь не хромать, поднялся по лестнице на второй этаж.

Подъем дался ему нелегко, и не только из-за ноги: он всегда чувствовал себя неуютно под напряженными взглядами своих предков, взирающих на него из-за золоченых рам. Неужели так принято — изображать на фамильных портретах исключительно людей с серьезными, гордыми, суровыми лицами? Даже женщины смотрели холодно и будто укоризненно. Хоть бы одно светлое, чистое лицо! Как будто все поколения его предков рисовали художники одной династии, и их «фирменным стилем» был пессимистический взгляд на человеческую природу…

В спальне Адриан не спеша разделся и принял ванну. Неудобно и, откровенно говоря, больно принимать водные процедуры, имея травму, но он знал, что иначе не заснет.

Пел утром… Подумаешь. А подслушивать нехорошо.

Адриан улыбнулся.

Она невероятная. Самая невероятная женщина из всех, которых он встречал. В ней есть что-то такое… Пожалуй, шарм, который бывает только у очень умных и талантливых женщин. И вот тут Адриан терялся в догадках. Он никогда не слышал про то, чтобы основным талантом человека могла считаться способность варить хороший кофе. Она говорит, как обладательница магистерского диплома. Она смотрит на мир, как настоящий художник, который — если он настоящий — непременно философ, потому что он, может, даже неосознанно осмысляет мир и преломляет его на полотне или в камне.

Но что такая женщина делает за стойкой кафе?

Адриан засыпал в своей ненужно большой постели и вспоминал, с какой грацией двигается Анна, как проворны и плавны ее руки и как красиво изгибается длинная шея. Последнее, что он увидел, прежде чем окончательно провалиться в сон, это как Анна превращалась в большую черную кошку и скачками удалялась по лунной дорожке. Кажется, она оглядывалась через кошачье плечо, приглашая его за собой…

У тети Маргарет с самого утра разболелась голова. Боль была сильной, душной и тягучей, как смола, разве что на зубах не навязала. Тетя Маргарет выпила две таблетки аспирина — из всего богатейшего ассортимента современной фармацевтической промышленности она признавала только аспирин и считала, что при ее средствах это пристрастие даже можно отнести к разряду милых причуд.

Аспирин не помог. Это значило только одно: грядут какие-то неприятности. Голова тети Маргарет всегда начинала болеть не в тот момент, когда нужно было срочно решать какие-то важные проблемы, а, так сказать, загодя. «Мой внутренний барометр подсказывает, что близится буря», — говорила она в таких случаях, выразительно массируя правый висок холеными пальцами.

Впрочем, сегодня можно было бы обойтись и без помощи мигрени, если такое явление, как «помощь мигрени», вообще возможно. Вряд ли тетю Маргарет ожидало что-то, чего она совсем уж не могла предугадать.

Адриан влюбился. Точнее он влюблялся, и влюблялся с каждым днем все сильнее и сильнее, и, хотя он не признавался в этом ей (а может, не признавался и себе самому), тетя Маргарет прекрасно знала, откуда берутся все эти рассеянные полуулыбки, светящие взгляды, полуистерическая веселость по утрам… И то, что тетя Маргарет уже двадцать два года вдовела и свято хранила память о своем покойном муже, адмирале Хиггинсе, не мешало ей явственно читать в изменившемся поведении Адриана все симптомы влюбленности.

— Но ничего. Влюбленность — это же еще не любовь, правда? Значит, все поправимо, — сказала она вполголоса.

Служанка Эмили, которая принесла ей в постель вместо кофе грелку со льдом, испугалась, что мадам бредит.

Тетя Маргарет ответила на ее испуганный взгляд такой миной, что Эмили решила, что не будет додумывать свою мысль до конца — это, по крайней мере, в ее интересах.

— Накрой завтрак для Адриана и предупреди, что я спущусь позже.

— Хорошо, миссис Хиггинс, — покорно пискнула Эмили, которая уже лет пятнадцать как не годилась на роль застенчивой девчонки.

Удивительно, как умеют подчинять своей воле такие сдержанные и хрупкие с виду люди, как тетя Маргарет.

Спустя пять минут в дверь спальни деликатно постучали.