Дороти Уильямс - Ускользающий луч

— Я вовсе не хотела уезжать! — с болью в голосе воскликнула она.

— Тогда почему? Чтобы позлить меня?

— Да. Нет. О, я не знаю! Я сердилась, не находила себе места, потеряла сон… а появление Джованны стало последней каплей, — с пылающим лицом пробормотала она. — Я боялась, что ты не захочешь меня… после нее…

— Вовсе не нужно говорить о ней с такой ненавистью, — заметил он, борясь с улыбкой. — Если ты ждешь, что я в угоду тебе стану поносить Джованну, то напрасно.

— Нет! — горячо воскликнула она. — Конечно, я этого не жду. Патриция говорила, что ты очень занятой человек. Я тоже знала это, однако…

— Однако последняя неделя превзошла все твои ожидания. Думаешь, я не догадывался о твоих чувствах? Но такая ситуация бывает далеко не всегда. Просто накопилась куча неотложных дел. Я отчаянно пытался найти людей, которым можно было бы их поручить, и выкроить время, чтобы подольше побыть с тобой, но как только забрезжил свет в конце тоннеля, ты начала выдвигать мне ультиматумы.

— Нет. Я переживала из-за животных и Кэтрин, — пробормотала она.

— Не лги, — негромко приказал он. — Ты бы сказала об этом прямо. Я не знал, что ты умеешь врать… да еще так бессовестно.

— Больше не буду.

— То-то же! — проворчал он. — Думаешь, я не видел, как ты расстроилась? Я уходил в спешке и не успел тебе все объяснить, но думал, что мы сумеем поговорить после моего возвращения.

— А когда ты вернулся, я набросилась на тебя с обвинениями… Ты не должен был просить прощения за свою работу. Я должна была понять… нет, я действительно поняла, — хмуро поправилась она, — но иногда чувства берут верх над здравым смыслом…

— И довольно часто, — согласился он.

Не обращая внимания на насмешку, Одри спросила напрямик:

— Вы с Патрицией были любовниками?

— Нет.

— Но другие женщины хотели, чтобы ради них ты бросил свое дело?

Он кивнул.

— Джованна?

— Клаудиа. Я не должен был обвинять тебя. Я знал, что ты не потребуешь от меня многого, но боролся с незнакомым чувством, боролся с привязанностью, которой никогда не испытывал. А на твоем лице был написан бунт.

— Не бунт. Боль. Нерешительность… Но ты так и не ответил мне насчет репутации.

— О… — пренебрежительно протянул он. — Думаю, ей не повредит, если я свяжу свою жизнь с маленькой англичанкой.

В его глазах загорелось желание, и все стало по-прежнему — так, как и должно было быть. Витторио начал медленно раздевать ее и пошутил, кивнув на юбку: — Это для меня?

— Для тебя, — смущенно призналась она.

— У тебя красивые ноги. — Он усмехнулся и лениво обвел пальцем полные груди Одри. Однако рука Витторио дрожала, так что лень была напускной. Встретившись взглядом с Одри, он застонал и прижал ее к себе.

— Больше нет сил притворяться спокойным. Пожалуйста, люби меня!

Одри опрокинула Витторио навзничь и начала целовать так пылко и жадно, что долгих приготовлений не потребовалось. Оба страстно любили друг друга, и достаточно было искры, чтобы в них заполыхало яростное пламя. А позже, когда оно слегка улеглось, на смену страсти пришла нежность. После долгих взаимных обид и переживаний им хотелось утешить друг друга.

Лежа в его объятиях и впервые за много дней чувствуя себя полностью удовлетворенной, Одри поняла, что ее тело требует пощады после долгих бессонных ночей. От усталости кружилась голова, веки наливались свинцом… Через минуту она спала как убитая.

Одри пробудилась от бившего в глаза лунного света. На мгновение она растерялась, повернула голову и увидела, что Витторио оперся на локоть и внимательно следит за ней. Увидев, что она проснулась, он улыбнулся и протянув руку, убрал со лба Одри прядь волос.

— Мне нравится смотреть на тебя спящую, — ласково сказал он. — Хочу убедиться, что ты еще здесь.

— Я всегда буду здесь… если захочешь.

— Хочу.

Глядя Витторио в глаза, Одри погладила его подбородок, шею, плечо и вздохнула. Потом улыбнулась и призналась:

— Я сходила по тебе с ума с первой же нашей встречи.

— Я это знал.

— Ничего ты не знал! Или знал?

— Догадывался.

— Ужасно стыдно, — промурлыкала она. — Неудивительно, что ты был таким… — Внезапно Одри припомнила его давние слова и спросила: — Помнишь, я тебе говорила, что мама овдовела, когда мне было три года?

— Гмм… смутно.

— Почему ты тогда сказал: «Это все объясняет»?

Витторио засмеялся.

— Это объясняет твою агрессивность… полную и не подлежащую сомнению уверенность, что ты всегда права. Я решил, что ты избалованная девчонка, выросшая без мужской руки, которая могла бы заставить норовистую лошадку слушаться узды.

— Нахальный самец! Я знаю, что я немножко настырная…

— Агрессивная, — подсказал он.

— Ладно, агрессивная. Я не нарочно, — пробормотала она. — Просто я слишком нетерпеливая…

— Когда дела идут не так быстро, как тебе хочется?

— Наверное. Мама говорила…

— Тсс… — Витторио приложил палец к губам. — Не будем ворошить прошлое. Перед нами новая Одри, Одри модернизированная… Не стану утверждать, что мне не нравилась старая модель, но…

Она подняла голову и посмотрела на него с шутливой укоризной.

— Я же вообще тебе не нравилась!

— Не нравилась, — согласился он. — Меня тянуло к тебе, но ты мне не нравилась… Правда, мое мнение начало меняться, когда ты вышла в столовую в ночной рубашке. Стоило тебе повернуться спиной к свету, как я разглядел все изгибы твоего пленительного тела… и моя решимость исчезла. Желание подняло свою безобразную голову, и я предпочел уткнуться в книгу, которая меня вовсе не интересовала… Я переворачивал страницы, но не видел ни слова, потому что думал о тебе.

— Я бы никогда не догадалась, — тихо откликнулась она. — Но я и до сих пор не догадываюсь, о чем ты думаешь, что чувствуешь… Я даже не знаю, хочешь ли ты слышать эти слова, — чуть торопливо добавила она, — но мне необходимо сказать их.

Почувствовав, что Витторио напрягся и затаил дыхание, Одри стиснула его плечо, чтобы придать себе смелости.

— Я хочу сказать это, потому что иначе… — Одри осеклась, но затем, решив, что тот, кто сказал «а», должен сказать и «б», звонко произнесла: — Я люблю тебя.

Витторио перевел дух.

— Я давно любила тебя. И на вилле, и здесь…

— Тогда почему же ты уехала?

— Я думала, ты хочешь этого. Когда мы были на вилле, ты сказал, чтобы я задержалась на неделю в Риме, а потом ехала домой улаживать свои дела. И я подумала… А Патриция сказала… И если был хоть один шанс, что когда-нибудь ты полюбишь меня… О, Витторио, я не знаю! Я чувствовала себя такой ненужной! А Патриция такая красивая, такая умная…

— Меня не влечет ни к Патриции, ни к Джованне.

— Правда? — тихо спросила она, отводя глаза. — Тогда почему ты позволил мне уехать? Когда я заикнулась, что хотела бы остаться, ты сказал, чтобы я не играла в игры. Ты сделал мне больно. Очень. Я не могла понять, чего ты хочешь.