Одри Хэсли - Близко к сердцу

— Ты, кажется, не слишком довольна этим?

— Нет, довольна, — вздохнула она неуверенно. — Это просто… Не знаю… Я…

— Сейчас, когда ты вылечилась, ты собираешься отказаться от лекарства?

— Вряд ли я смогла бы сказать так! — воскликнула она, напуганная не только его словами, но и печалью, прозвучавшей в них.

— Ну что ж, как бы ты это ни сказала, мне кажется, мы должны отпраздновать твое выздоровление! — заявил он, снимая пальто и бросая его на перила лестницы. — Мне нужно кое-что сделать… Подожди меня в гостиной, я приду через минуту!

Эстелл задумчиво разделась и повесила оба пальто на вешалку. Насколько проще было бы сразу пройти в свою комнату, устало думала она, направляясь в гостиную. Она подошла к огромным окнам, задернула занавеси, зажгла настольную лампу и уютно устроилась на софе.

И столь же просто было ей судить о нем в элементарных категориях. Да, его физическое влечение, возможно, ослабевает, но, даже несмотря на то, что в девяти случаях из десяти она не могла сказать, чем он думает, она ни за что не поверила бы, что он способен на преднамеренную жестокость. Просто поездка сюда стала тяжелым испытанием для него, и неудивительно, что он ждет не дождется, когда все закончится!

— А вот и мы! — сообщил Стивен, появляясь в дверях с бутылкой шампанского и двумя бокалами.

— Подумать только, мы празднуем! — Эстелл изо всех сил старалась изобразить энтузиазм.

Открыв бутылку, Стивен наполнил бокалы и один передал ей.

— Ну что ж, за тебя, Эстелл, и за того счастливого человека, которого ты встретишь однажды! — негромко произнес он.

Эстелл пригубила шампанское, с грустью отметив про себя, что уже нашла такого человека. Интересно, как бы он чувствовал себя, если бы знал… Вряд ли счастливым, решила она.

— И за твое возвращение в Ирландию, Стивен, — сказала она спокойно. — Наконец ты можешь вздохнуть с облегчением: все почти закончилось!

— Почему ты так говоришь? — спросил он, садясь рядом с ней.

— Вся эта поездка, вероятно, далась тебе с трудом, — предположила Эстелл, пожалев, что не выбрала одно из кресел с подлокотниками; тогда он не смог бы подсесть к ней.

— Что значит «вся эта поездка»? — переспросил он тихо.

— Т-ты понимаешь, что я хочу сказать, — пролепетала она и осушила бокал.

— Прекрати пить, словно это лимонад! — пожурил он ее, отбирая бокал и наполняя его вновь. — Возможно, на этот раз я и понял, что ты хочешь сказать, — вздохнул он, передавая ей шампанское, — но в большинстве случаев я даже не мог догадаться, что ты имеешь в виду.

Эстелл изумленно взглянула на него, а потом улыбнулась.

— Я действительно часто сама не могу понять, что творится у меня в голове. Поэтому мало удивительного в том, что я не представляю, о чем думаешь ты… Послушай, уже поздно, — тихо произнесла она, вставая.

— Эстелл, я вполне цивилизованный человек, — сказал он нетерпеливо, — и могу понять намек, поэтому тебе нет необходимости…

— Что ты имел в виду, говоря, что «можешь понять намек»? — спросила она.

— Если ты не хочешь провести сегодняшнюю ночь со мной, я не буду настаивать. Ты не обязана…

— Стивен, нет никакой нужды в притворстве, — вздохнула Эстелл, злясь на него за неуклюжесть, с которой он попытался уберечь ее гордость, и одновременно еще больше любя его за эту попытку. — Мы оба знаем, что все это кончится завтра… Я вполне способна понять твое желание, чтобы это закончилось немного раньше.

— Боже мой, ты действительно не имеешь никакого представления о том, что я думаю! — воскликнул Стивен охрипшим голосом. — Он встал и притянул ее к себе. — Если хочешь, чтобы я остановился, скажи мне, и я сделаю это, — прошептал он, и его руки, заскользив вниз по ее телу, остановились на мягких округлостях ягодиц. Он прижимал ее пробуждающееся тело все теснее к своей уже восставшей плоти, опровергая тем самым предположение, что он ее больше не желает.

Издав неровный полувздох-полустон, Эстелл судорожно обхватила руками его шею и прильнула к нему.

— Я просто думала… — начала она приглушенно. — Я не знаю, что… Но я как раз думала…

— А я доказал, что ты не права, — проворчал он хриплым голосом. — Я тоже как раз думаю, что ты меня сейчас задушишь, но что это доказывает? Возможно, то, что ты хочешь устранить свидетеля, последним видевшего «жеманную скромницу»?

— Как ты можешь говорить это?! — воскликнула она. — Я просто не хотела слушать твои отговорки…

— Но ведь именно ты пыталась найти их! — возразил он. — А я, между прочим, все еще жду доказательств обратному!

— Стивен, я… — Со стоном отчаяния она пригнула его голову и поцеловала. — Убедился? — задыхаясь, спросила она.

— Я бы не сказал, — вздохнул он, медленно стягивая с нее платье.

Она поцеловала его снова и начала расстегивать пуговицы его рубашки.

— Ну а теперь?

Он покачал головой.

— Вот если бы ты просто разорвала рубашку на мне, а не… Кажется, тебе придется попытаться еще раз, — засмеялся он, лаская ее груди, когда она до конца освободилась от платья. — Хотя, с другой стороны, эти маленькие пики убеждают и успокаивают меня уже давно. — С этими словами он потащил ее за собой к софе. — Давно, но не окончательно, — пробормотал он и заставил ее издать дрожащий громкий стон, когда стал мучить ее тело нежными прикосновениями языка и легкими покусываниями.

— Как ты посмел назвать меня «жеманной скромницей»? — спросила она, тяжело дыша.

— Без труда, — прорычал он. — Особенно если учесть, что раздел тебя почти до трусиков, а тебе удалось лишь расстегнуть мне пуговицы!

Снять с него рубашку было довольно трудно отчасти потому, что его руки постоянно двигались, лаская ее тело, а отчасти из-за того, что он боялся щекотки. Он помог ей справиться со своими брюками и с готовностью сбросил ботинки, прежде чем она сообразила сделать это сама.

— Встань! — прошептал он со смехом, когда она попыталась вновь броситься на него.

— Зачем?

— Встань, и я покажу тебе.

Ошеломленная, она повиновалась. Он протянул руки к ее бедрам и стал медленно стягивать колготки. Погрузив пальцы в его волосы, она почувствовала, что волна беспредельной любви захлестнула ее, и одновременно призраки будущих одиноких рассветов встали перед ней.

Стивен обнял Эстелл и прижался лицом к ее животу. Немного погодя он поднял на нее темные, непроницаемые глаза.

— У меня появились непрошеные мысли, — прошептал он нетвердо.

— Какие? — спросила она таким же нетвердым голосом, чувствуя, что сердце ее замирает.

— Например… Эстелл, ты уверена, что не начнешь сожалеть, едва вернувшись домой?

Именно этого Эстелл подсознательно больше всего боялась — прямого вопроса. Она неловко обняла его так, чтобы он не видел слез, навернувшихся на глаза.