Лайза Максвелл - Любовь и закон

— Я не играла ни с чем, — горячо запротестовала Холли, выдергивая руку. Ее щеки все еще покрывала краска, и она уставилась на него, возмущенная до глубины души.

— Эй, я уже сказал — извини. — Он ответил на ее взгляд, наклонился, застегнул джинсы и, стиснув зубы, попытался сесть.

Но вспышка боли заставила его вскрикнуть, и скрипя зубами он сидел, едва дыша, закрыв глаза, ожидая, когда отступит тошнота. По щеке потекла струйка пота.

— Остановись, Кол, не надо! — Маленькие руки схватили его за плечи, крепко удерживая. — Рана вновь откроется, — настойчиво зачастила она. — Пожалуйста, ложись. Извини, я не хотела!

— Я должен уйти отсюда, — хрипло произнес он, — не могу здесь оставаться. Слишком опасно.

— Пока не поправишься, ты не можешь никуда уйти, — настойчиво убеждала она. — Кровь остановилась, но только вера и добрые намерения поддерживают тебя сейчас. Начни двигаться — и рана опять откроется. — Она мягко подтолкнула его. — Ложись, Кол, ложись. Не делай ничего, не двигайся!

Легче было позволить ей уложить себя на кровать, чем побороть черный туман, затягивавший его. Тонкие простыни коснулись кожи Кола, затем его укрыли одеялом. Мягкие пальцы откинули потные волосы со лба.

— Отдыхай, Кол, — услыхал он шепот.

«Я не был так близок к женщине уже четыре года».

Щеки Холли все еще горели, когда она закрывала Кола одеялом; сердце ее екнуло, когда она нечаянно коснулась его груди кончиками пальцев.

Игра с огнем.

Это уж точно, думала она, забирая тазик и полотенце. Холли тоже осознала интимность ситуации и поймала себя на том, что задумалась о таких вещах, которые давно уже стали для нее прошлым.

Совершенно неподходящие мысли, принимая во внимание все обстоятельства. Прежде всего, человек сбежал из тюрьмы, он получил ранение от пули полицейского — совсем не подходящий объект для эротических устремлений молодой вдовы с двумя детьми.

Но, видимо, Триша права — пришло время для появления мужчины в ее жизни.

— Он поправится? — В дверях появился Дэнни с кусочком тоста в одной руке, тапочками в другой, волосы взъерошены.

— Я надеюсь. — Холли плотно закрыла за собой дверь. — Я не хочу, чтобы ты или Лизбет заходили сюда, понятно?

— Но, мама…

— Не спорь!

Лизбет сидела за кухонным столом, уплетая кашу. Возле ее стула белела лужица разлитого молока. Сноубол и серая кошечка, столкнувшись носами, старательно лакали молоко, а Чарли с завистью на них поглядывал.

Как обычно, Джетдаун был в самом центре событий: сидя на столе, быстро и старательно заглатывал разбросанную по нему кашу так, будто от этого зависела его жизнь. Один зеленый глаз увидел Холли, и кот удвоил свои усилия, весь напружинившись и подготовившись к прыжку, прежде чем хозяйка поймает его.

— Джетдаун, слезай немедленно! — Последний торопливый глоток, и он исчез, остатки каши разлетелись по кухне. Холли обняла Лизбет, получив в ответ улыбку на перепачканной молоком рожице. — Как ты чувствуешь себя, моя дорогая?

— Хорошо. Тебя не было, поэтому я сама приготовила завтрак.

— М-м-м, и постаралась при этом. — Холли остановилась и провела пальцами по волосам. Душ. Ей необходимы горячий душ и двенадцать часов сна. Вытащив стул и смахнув с него остатки каши и кошачьих волос, она уселась.

— Итак, дети, семейное собрание.

— По поводу Кола? — заинтересовался Дэнни.

— Да. — Она серьезно посмотрела на них. — Вот что важно. У Кола неприятности, и ему нужна наша помощь. Значит, мы никому не можем рассказать о нем. Это будет наш большой секрет, ладно?

— Шеф Мосс хотел убить его, — спокойно заметил Дэнни.

— Дэнни, мы не знаем, правда ли это!

— Это правда, — давясь кашей, пробормотала Лизбет. — Я не люблю Мосса. У меня от него мурашки.

— Дедушка говорил, что он хвастун и обманщик и что его никогда бы не избрали, если бы многие люди не были обязаны отцу Мосса. Еще дедушка говорил, что те голоса, которые Дж. Д. не получил в качестве любезности, были им куплены.

— Да, — подтвердила Лизбет, — и дедушка сказал…

— Давайте оставим дедушку в покое, хорошо? Нам нужно быть полностью уверенными, что никто не узнает о Коле. Никто!

Лизбет задумчиво жевала.

— Даже дедушка и бабушка?

— Даже они, — подтвердила Холли. — Никто, Элизабет. Вы должны обещать мне это! Ни одна душа не должна узнать!

Хорошо, я никому не скажу. — Дэнни многозначительно посмотрела на Лизбет. — Это Лиззи болтушка.

— Я не болтушка, — заныла девочка.

— Болтушка, болтушка.

— Нет, неправда. — Она толкнула брата локтем.

— Прекратите. — Холли в отчаянии подняла руки. — Лизбет — это…

— Наш большой секрет, — серьезно повторила Лизбет. В ее глазах появилась недетская мудрость. — Он — наш секрет!

— Я запру ее в подвале. — Дэнни подтолкнула ее в спину. — Она не сможет там никому проболтаться.

Лизбет опять толкнула его локтем в ответ.

— Я не останусь в подвале, и я никому не скажу!

— Хорошо, хорошо, прекратите. Дэнни у тебя двадцать минут, чтобы одеться, закончить завтрак, почистить зубы, накормить зверей, схватить учебники и отправиться к автобусу.

— Уже поел! — Задержавшись и взлохматив волосы сестренки. Дэнни помчался по ступенькам. Собаки и кошки разлетелись в разные стороны.

— Он всегда меня дразнит! — Пожаловалась Лизбет, с обидой глядя на убегавшего брата.

— Потому что он тебя любит. — Холли поцеловала макушку ее золотой головки. — Все старшие братья такие.

— И дядя Кевин дразнил тебя, когда вы были маленькие?

— Постоянно. — И не без причины, напомнила себе Холли; младше Кевина на четыре года, она выводила его из себя постоянно. А если бы Кевин знал, чем занимается его младшая сестренка сейчас…

Наконец она отправила Дэнни к автобусу, вымыла и одела Лиззи, накормила всю живность. И только после этого, устроив дочку с игрушками в комнате, поднялась наверх и с облегчением встала под горячий душ.

И лишь теперь, стоя под струей горячей воды и вдруг ощутив слезы, текущие по ее щекам безо всякой причины, она поняла, насколько устала и измучилась. И внезапно вспомнила Рика.

Как он проскальзывал в душ по утрам, обнаженный и смеющийся, темные глаза искрились весельем.

Они по очереди мыли друг друга до тех пор, пока не возникало желание, которое воплощалось прямо в ванной. Они старались не шуметь, чтобы не будить детей, старались не разбиться на скользких кафельных плитках пола…

Она хотела, чтобы он был с ней здесь, сейчас, высокий, теплый и сильный. Хотела чувствовать на себе его руки, его поцелуи, хотела любить его, хотела… как она хотела его!

Вспомнила Кола… это настоящее воплощение мужского начала. Его кожа под ее пальцами напоминала разогретую сталь: теплая, гладкая, живая. Вспомнила выражение его глаз, когда он смотрел на нее… его глаза пылали, горячие, властные, зовущие; сердце ее замирало, ее кровь закипала, все в ней откликалось на его призыв.