Лилиан Тревис - Всё изменила любовь

— Я получаю его каждый год, — сообщил Джеймс с удовлетворением. Он не хуже Эмили знал, что графиня Маккензи его недолюбливает. — Просто раньше мне не случалось в это время находиться в Европе.

— Собираешься прийти?

Он услышал в ее голосе испуг. Эмили явно не хочет, чтобы он приходил. Но почему?

— А следовало бы?

— Нет! — выпалила Эмили и быстро добавила: — Вряд ли тебе понравится. Народу будет много, а еды — мало. Скорее всего и знакомых ты тут не встретишь.

— Но мне будет довольно и тебя.

Эмили впилась ногтями в диванную подушку.

— Между нами ничего не может быть, Джеймс. Я еще не забыла Берта. Я не готова к новой связи…

— Я не новый.

Он прав! — подумала Эмили с отчаянием. Он не новый. Он был частью моей жизни почти пятнадцать лет. Но и десять, и пять лет назад я знала, что он не тот мужчина, который мне нужен. Он и сейчас не соответствует моим запросам.

— Пожалуйста, Джеймс, не порть мне вечер. Не заставляй меня быть грубой.

— Ты — и грубая? — Он невесело рассмеялся. — Ты не можешь быть грубой, даже если сильно захочешь. Ты возвела дипломатию в ранг искусства. Ты превратила такт в добродетель. Так что можешь смело почивать на лаврах. Ты сделала из себя великомученицу, Эмми, о чем всегда мечтала.

Он безошибочно знал все ее болевые точки.

— Ты нарочно надо мной издеваешься, Джеймс? — прошептала Эмили чуть слышно.

Он видел, как ее лицо стало непроницаемым, как сжались в тонкую линию губы. Эмили была и оставалась хрупкой и беззащитной, совсем не похожей на холодных, бесстрастных леди, с которыми ему случалось иметь дело.

Джеймс не мог назвать ее холодной. Эмили была неповторимой и очень, очень красивой. Когда-то Джеймс так сильно мечтал обладать ею, что жизнь без Эмили стала для него страшнее смерти.

Да, он намеренно обращался с ней жестоко. Он стремился уязвить ее, причинить боль. В глубине души он все еще хотел покарать Эмили за то, что из них двоих она предпочла Берта.

Джеймс никогда не говорил об этом вслух и старался об этом не думать, но была минута, когда он даже возненавидел Эмили. Его любовь обернулась ненавистью, когда Эмили попросила его сопровождать ее к алтарю. Исполнить эту роль на брачной церемонии должен был ее отец, но тяжелый недуг приковал его к постели. Просьба Эмили взбесила Джеймса. Она видела в нем суррогатного отца или брата, но ни та, ни другая роль его не устраивала.

Он хотел быть ее любовником.

— Нет, — угрюмо ответил Джеймс на вопрос Эмили. — Мне не нравится быть жестоким, но я ничего не могу с собой поделать. Таким уж я уродился. — Джеймс с сожалением покачал головой. — Вообще-то я исключительно терпелив, леди Маккензи, кроме тех случаев, когда приходится иметь дело с вами.

— И ты еще удивляешься, почему Берт чувствовал себя неловко в твоем обществе после того, как мы поженились?! — возмущенно прошипела Эмили и резко поднялась с дивана.

Она ошибалась. Джеймс не удивлялся, он знал, что Берт испытывал в его присутствии неловкость. Но он не мог сказать об этом Эмили. Он не мог приоткрыть перед ней завесу тайны прошлого ее мужа. Берт скрывал от жены, кем был и кем стал. Джеймс знал, что много лет назад Берт поклялся избавить Эмили от излишне суровой правды. Иначе правда погубила бы Эмили, как погубила его.

Берт был один из них, он был с ними. Он не мог, не должен был стать посторонним…

Раздираемый противоречивыми эмоциями, Джеймс приблизился к Эмили.

— Если наши с Бертом пути разошлись, то, поверь, не из-за моей чрезмерной учтивости…

— Скорее из-за ее отсутствия, — перебила его Эмили, пятясь. Но отступать дальше было некуда. Сзади стоял диван, а впереди — Джеймс. — Ты был для Берта всем. Он обожал тебя. Тебе это хорошо известно. Ты был для него лучшим другом на свете. Почему вы расстались? Что случилось?

— Мы стали взрослыми.

— Ты что-то скрываешь. Вы были лучшими друзьями многие годы. Вы воспитывались в одном интернате, учились в одном университете, дружили с одними и теми же людьми. Он даже вслед за тобой хотел записаться в военно-морской флот.

— Вероятно, нам надоела общая компания. — Взгляд Джеймса потемнел. — Возможно, Берт нуждался в новых людях, в новом окружении. Мне казалось, я перестал его устраивать. Боюсь, что из-за меня он чувствовал себя не совсем в своей тарелке.

Они коснулись запретной темы. Эмили нутром чуяла, что Джеймс за что-то страшно злился на Берта, и хотела выяснить почему. Еще она стремилась узнать, что стряслось с ее мужем в Нигерии.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что не устраивал Берта? Почему с тобой он чувствовал себя не в своей тарелке?

Джеймс замолчал, словно не хотел ворошить прошлого.

— Мы… изменились, — наконец пробормотал он. — Выросли и разошлись.

Но Эмили такой ответ не удовлетворил. Берта окружала какая-то тайна. Эмили полагала, что, раскрыв эту тайну, смогла бы ответить на мучивший ее последнее время вопрос, почему их брак с Бертом потерпел фиаско.

— Берт не изменился. Должно быть, изменился ты…

— Берт тоже изменился. С ним порой было невероятно трудно. Берт был сложный человек.

С Бертом было трудно? Эмили едва не расхохоталась. Берт, по ее мнению, был необыкновенно легким и простым человеком, без комплексов и странностей.

— Ты несешь чушь, Джеймс. Я знаю, что ты можешь быть прямолинейным и откровенным, когда хочешь, но сейчас ты увиливаешь от ответа. Ничего нового ты мне не сказал.

— А зачем тебе знать об истинной причине нашей с Бертом размолвки? Какое тебе до этого дело? Мы, трое, дружили, и я не хочу отзываться о нем плохо. Не хочу причинять тебе боль. — Джеймс провел пальцами по шее Эмили.

Его ласка обожгла кожу огнем и стрелой желания пронзила тело Эмили.

Но жизнь состоит не только из желаний и удовольствий. Жизнь требует холодной и спокойной рассудочности. Практичности, в конце концов.

А Джеймс, насколько Эмили знала, этим качеством не обладал.

Эмили затаила дыхание и попыталась возбудить в себе отрицательные эмоции. Она не имела права давать волю своим чувствам. Не стоило забывать, что Джеймс вел кочевой образ жизни. Он не сидел на одном месте и не был приспособлен для брака. Его не связывали семейные узы. У него не было корней, детей, дома.

Во время учебы в закрытой школе Джеймс был один из немногих, кто никогда не ездил домой на каникулы.

Эмили поначалу думала, что такова была воля матери Джеймса, но после окончания школы узнала, что так решил сам Джеймс. Он не мог находиться под одной крышей с отчимом.

— Ты когда-нибудь видишься с матерью? — спросила Эмили, меняя тему и стараясь не думать о его руке, лежавшей на ее плече. Прикосновение Джеймса будило в ее груди знакомое теснение. Близость Джеймса неизменно волновала Эмили.