Карла Кэссиди - Предел мечтаний

— А вне дома она не работала?

— Нет. — В глаза Тэннера вернулись насмешливые искры. — Наверное, как женщина она состоялась в роли жены и матери.

— Это многое объясняет, — проговорила Колетта.

Тэннер вопросительно изогнул бровь.

— Объясняет что?

— Это объясняет, почему тебе не нравятся работающие женщины. Ты, наверное, из тех неандертальцев, кто любит, когда жена у него босая и беременная.

Он подался вперед, и его бодряще чистый запах, который так манил Колетту, одолел витавшие в воздухе ароматы горячих блюд.

— Не совсем так. Просто я из тех мужчин, кому нравится, когда жена часто бывает беременной.

Слушая его густой низкий голос, Колетта чувствовала себя так, как будто только что сделала большой глоток из его стакана с виски.

А он снова откинулся назад. Его лицо приняло довольное выражение.

— Точнее говоря, так будет, если я когда-нибудь вздумаю жениться, — добавил он.

Колетта подумала, что от этих дьявольски сексуальных глаз и этого магнетического голоса растаял бы лед в Антарктике.

Официантка поставила на стол салаты и корзинку с булочками. Когда она снова отошла, Тэннер попросил Колетту:

— Теперь ты расскажи мне про Лилиану. Ты как-то сказала, что она была бы рада отделаться от тебя еще шестилетней. Что ты имела в виду?

Колетта подхватила вилкой маленький помидор и задумалась.

— Лилиана, в отличие от твоей мамы, не находила удовольствия в том, чтобы возиться с ребенком или создавать домашнее гнездышко. — Бесконечное количество раз Колетте приходилось слышать: «Потрудись», «Отстань», «Не приставай ко мне». — Ее то не было дома, то она была занята, то спала, и так большую часть времени в течение всего моего детства.

— Она где-нибудь работала?

Колетта кивнула.

— Да, только подолгу на одном месте не задерживалась. Ей казалось, что работу можно соединять с удовольствиями. Она начинала встречаться с кем-нибудь из коллег или даже с начальником, а когда роман прекращался, впадала в уныние, и ей приходилось оставлять работу. — Колетта рассеянно передвинула кусочек лука с одного края тарелки на другой. — Мне всегда было ее чуть-чуть жаль.

— Почему?

Колетта отложила вилку, и ее взгляд встретился с взглядом Тэннера.

— В ней всегда проявляется какое-то безрассудство, когда дело касается мужчин. Она ведет себя так, как будто ее жизнь оборвется, если она не будет связана с мужчиной. Когда она ни с кем не встречалась, то целые дни проводила в постели. Она была слишком подавлена, чтобы даже встать.

Тэннер накрыл ее руку своей ладонью.

— Наверное, тебе было тяжело. Детям всегда хочется верить, что они для своих родителей — главное.

Его греющий взгляд и прикосновение ладони тоже нелегко выносить. Колетта вздрогнула и убрала руку.

— Ты только пойми меня правильно: мое детство не было кошмаром. Меня не били, не оскорбляли...

Она не хотела больше говорить о Лилиане, больше всего на свете ей хотелось одного: чтобы прекратилась сладкая ноющая боль животе, вызванная его теплым взглядом.

Тэннер откинулся на спинку стула. То немногое, что Колетта рассказала ему о своей матери, глубоко его тронуло. А еще глубже тронуло то, о чем она не рассказала.

А не рассказала она ему о мучительном одиночестве заброшенного ребенка. Но эхо этого одиночества в ее голосе он расслышал. В ее карих глазах была печаль, хотя о печали она не произнесла ни слова.

А когда он встал и обнял ее, желая хоть как-то ее утешить, то, к своему изумлению, почувствовал в ней родное существо.

— Мой отец был человеком тихим, — сказал он, отвечая на очередной ее вопрос. — Он подолгу работал на ранчо и значил для меня и для Джины меньше, чем мама. Но это был добрый человек, он любил нас и обожал маму.

— Я уверена, что они воспитали тебя правильно, — сказала Колетта. — Не всякий молодой мужчина в двадцать один год был бы готов стать главой семьи и принять ответственность за ребенка.

Тэннер пожал плечами и отпил глоток виски.

— Вопрос так вообще не стоял, — сказал он. — Других родных, каких-нибудь тетушек-дядюшек, у нас нет, позаботиться о Джине было некому, а я, естественно, не согласился бы на то, чтобы она воспитывалась в приюте. Как только мне сообщили о гибели родителей, я собрал вещи и вернулся домой.

— Вернулся домой?

Тэннер кивнул.

— Я в то время был в Лоренсе, учился на предпоследнем курсе Канзасского университета. Не смотри на меня так, — добавил он, улыбаясь. — Ты-то думала, что я придаю такое значение образованию Джины, так как хочу вроде бы правильно прожить в ней свою молодость.

Колетта заулыбалась, и на ее щеках появились очаровательные ямочки.

— Именно так я и думала.

— А это неправда. Я не проживаю вторую молодость через молодость Джины хотя бы потому, что не считаю свою молодость загубленной. Я не чувствую, что принес какую-то жертву, когда прервал учебу и взял на себя заботы о сестре и о ранчо. Идея насчет моей учебы принадлежала нашим родителям. Сам я хотел просто работать на ранчо.

— И поэтому ты не можешь смириться с тем, что Джину может устраивать работа в магазине?

— Смириться с этим я могу, — возразил Тэннер и принялся разрезать толстый кусок отбивной. — Но если она окончит колледж и получит диплом, то у нее будет некоторый фундамент, который может сослужить ей добрую службу, если она когда-нибудь изменит свое мнение о торговле. Но мы вроде бы договорились сегодня больше не говорить о Джине.

— Ты не ошибаешься, — подтвердила Колетта.

В течение следующих нескольких минут все их внимание было отдано еде, и они обменивались мнениями исключительно о достоинствах блюд.

— Ты умеешь готовить? — спросил Тэннер.

Колетта заулыбалась, и Тэннеру опять пришлось с усилием отводить взгляд от ее ямочек на щеках, а затем, с еще большим трудом, — от выреза на платье и соблазнительной груди.

Ее глаза сверкнули как два топаза.

— Не сомневаюсь, ты ждешь, что я скажу «нет». И думаешь, я только умею покупать консервы и готовые продукты. Так вот: я начала готовить очень рано и вдруг обнаружила, что мне это нравится. Просто в последнее время мне некогда часто варить и печь. — Она отрезала кусок куриной котлеты. — А ты? Кулинар хороший?

— Я лучший в мире знаток блюд из макарон с сыром, — объявил Тэннер.

Звонкий хохот Колетты вызвал в нем взрыв внутренней теплоты.

— Из твоих слов я заключаю, что готовка не является твоей сильной стороной.

— Правильно. — Он пристально посмотрел ей в глаза. — Но есть на свете другие занятия, в которых я хорош. Не хочешь узнать, о чем я?

Наградой ему был легкий румянец на щеках Колетты.

— Это что же, мистер Ротман, вы задумали флиртовать со мной?

— Возможно.

Он понял, что как будто горел на медленном огне с той самой минуты, как она открыла перед ним дверь своей квартиры.