Сьюзен Хаувотч - Песня любви

—Для меня — синонимы! О, Господи, и подумать только — у меня должен быть от него ребенок.

—Черта с два! Пальцем больше к тебе не притронусь!

Она отступала назад, когда до него донеслось:

—Да тебе и не придется, тупица!

Джеймсу показалось, что его резанули ножом или что его в зад ударил бешеный мул, чего, как он подумал, в тот момент и заслуживал.

Однако его реакция Джорджину ни в малейшей мере не интересовала. Глубоко возмущенная, она вылетела за дверь, хлопнув ею, что помешало ей услышать некое хмыканье, вскоре превратившееся в довольное посмеивание.

Он нашел ее спустя полчаса на камбузе, где, имея в качестве слушателей Шона О'Шона и его помощников, она разражалась гневной тирадой в адрес мужчин вообще, и Джеймса Мэлори в честности. Учитывая, что, по слухам, их Джорджи, хотя и вновь одетая в штаны (на сей раз взятые взаймы), теперь капитанская супруга, они не были склонны отрицать что-либо, чем она желала с ними поделиться.

Несколько мгновений Джеймс слушал ее, прежде чем прервал, услышав, что его именуют упрямым ослом, безмозглым волом и кирпичной стеной, причем все говорилось на одном дыхании. Кирпичная стена? Какие же немыслимые сравнения выдумывают эти американцы.

—Хотелось бы перемолвиться с тобой словечком, Джордж, если не возражаешь.

—Возражаю.

Говоря это, она не посмотрела на него. В сущности, он лишь отметил, что от его слов у нее лишь спина напряглась. Вежливый подход, видимо, не годился.

Если бы Джорджина увидела появившуюся на его лице улыбку, она бы назвала ее дьявольской, однако поскольку она не глядела на него, лишь остальные присутствовавшие заметили ее; в тот же момент подойдя к ней сзади, он поднял ее с бочки, на которой она расположилась.

—Извините нас, джентльмены, однако в последнее время Джордж манкирует своими обязанностями, — проговорил Джеймс, держа ее горизонтально и унося в том положении, с которым она уже была знакома.

—Вам бы следовало обуздывать ваши варварские привычки, капитан, — с гневом сказала она, по опыту зная, что не сможет заставить его опустить ее на пол, пока он сам этого не захочет. — Но воспитание ведь дает о себе знать, не так ли?

—Мы доберемся быстрее, если ты заткнешься, Джордж.

Некая шутливость его тона, отмеченная ею, буквально оглушила ее, заставила утратить дар речи. Господи, да что забавного он находил в нынешней ситуации, когда они относились друг к другу с презрением? А менее часа назад он напоминал огнедышащего дракона. Но что тут говорить — англичанин. Какие еще требуются объяснения?

—Доберемся быстрее куда? — требовательно проговорила она. — И какими такими обязанностями я манкирую? Следует ли мне напомнить тебе, что я уже не юнга?

—Я прекрасно знаю, кто ты сейчас, девочка моя. И хотя я слова доброго не скажу о супружестве, оно имеет одно небольшое достоинство, на которое даже я не смог бы пожаловаться.

Ей потребовалось секунд пять, чтобы переварить услышанное. Затем последовал фейерверк:

—Ты что, с ума сошел или просто приступ старческого маразма? Я отчетливо слышала, как ты оповестил меня, а также весь корабль, что больше меня пальцем не тронешь! У меня есть свидетели!

—Весь корабль?

—Ты сообщил об этом достаточно громко.

—Значит, солгал.

—Вот так, просто? Солгал? Тогда у меня для тебя есть новости...

—Как ты себя ведешь, Джордж? Это твое пристрастие вытаскивать наше грязное белье...

—Я еще не то сделаю, ты, гунявый вол. — Тут, в конце концов, она заметила, что вслед им раздаются смешки и хихиканье, и она понизила голос до шипящего шепота: — Только попробуй и... Ну, только попробуй, и увидишь, что будет.

—Весьма мило, дорогая, подумать о том, как сделать это более интересным, но, уверяю тебя, необходимости никакой нет.

Она не заблуждалась относительно того, что он имел в виду. Ее бросило в жар, причем она ощутила его особенно сильно в тех местах, где ей сейчас бы этого особенно не хотелось, так как она не желала иметь с ним ничего общего. Зачем он все это делал? Уже целую неделю они находились в плавании, и она натыкалась лишь на мрачный, тяжелый взгляд, когда изредка смотрела в его сторону. Однако ту стычку в каюте затеял именно он, спровоцировав ее прервать ее обиженное молчание. А теперь вот это. Если целью его было свести ее с ума от смятения, то он весьма близок к успеху.

Перед тем как начать подниматься по лестнице, ведущей к его каюте, он подхватил ее снизу таким образом, что ей пришлось обнять его ногами, и она ощутила себя как бы в люльке — положение, когда вырваться из его рук было не менее сложно, чем прежде. Ей поистине делалась отвратительна его физическая сила, как и его способность гасить свой гнев, в то время как ее, судя по всему, лишь закипал.

—Зачем это, Джеймс? — тихо выдавила она с негодованием. — Объясни, если смелости хватит.

Ее новое положение у Джеймса в руках позволяло ей видеть его, и, когда он бросил сверху вниз взгляд на нее, она все прочитала в зелени глаз. Ответа ей уже не требовалось. Но он все равно дал его.

—Не ищи скрытого смысла, любовь моя. Мотивы мои — самые примитивные. Пылкая ярость, с которой мы с тобой сцепились, заставила меня ощутить некоторую... тошноту.

—Что ж, — уколола она в ответ, чтобы хоть как-то защититься от всесилия его взгляда, — надеюсь, тебя вырвет.

Она стала сотрясаться от его хохота.

—Ну, знаешь, это не совсем то, что я имел в виду. И держу пари, тебя тоже разбередила наша ожесточенная перекалка.

Действительно, было так, но он никогда не узнает об этом. Между тем он был твердо намерен дознаться. Его голос обрел соблазнительную хрипотцу:

—А тебя не подташнивает?

—Ни в малейшей степени...

—Тебе же известно, милая моя, что самоуверенность может быть сведена до нуля.

Когда ее ноги ощутили свободу, она сползла с него вниз, однако пятками не коснулась пола, так как одной рукой он держал ее за спину, прижимая к себе. Она не заметила, как они вошли в их каюту, услышав лишь, как с грохотом захлопнулась дверь. Но стук ее сердца был еще громче.

—Должен признаться, что с тобой я, похоже, полностью утратил всю свою обходительность, — говорил он, обнимая ее и другой рукой, отчего она съехала немного вниз, а он, подхватив ее под ягодицы, прижал к своим бедрам, а затем его пальцы обняли ее за голову, гладя кожу под волосами. Она видела его чувственную улыбку, страсть в его глазах, губами ощутила его дыхание, когда он добавил: — Позволь мне убедиться, что все же не до конца утратил.

—Нет, Джеймс...

Однако губы его уже сомкнулись с ее губами, и стало ясно, что приближается неизбежное. Тягуче медленно, с бесконечной осторожностью он обволакивал ее своей безмерной нежностью, одаривал поцелуями, которые завораживали и заставляли уноситься невесть куда, будили всю чувственность, на которую она только была способна. Руки ее уже обвились вокруг его шеи, когда его искуситель-язык, заставив ее губы раскрыться, проник внутрь и стремительно вознес ее к высотам блаженства, и ей уже было безразлично, что он с ней делает. Нежная атака, как она чувствовала, таит в себе яростное желание. Ее или его? Она не знала. Она очутилась в эпицентре эротической бури, поглотившей и унесшей прочь ее способность замечать что-то иное, кроме этого мужчины, и того, что благодаря ему с ней происходило.