Нора Лаймфорд - Мелодия для любимой

Джесси сказала себе, что не должна тревожиться. Она подготовлена для дирижерской работы, старик высоко ценит свою ученицу и помощницу и будет бороться за ее кандидатуру, каким бы ни был соперник.

И все же девушка волновалась. Эдди — это имя. Красавчик. Знаменитость не только по местным понятиям. И совет может не устоять перед ним.

В совет входили четыре важные особы средних лет, своими финансовыми средствами помогавшие оркестру удержаться на плаву. В музыке они смыслят не очень-то, но несомненно поддадутся обаянию Эдди, если только он не отзовет свое заявление.

Джесси из гордости просила его не делать этого, но, как Эдди поступит, — неизвестно. Скорее всего, вопреки ее просьбе. Что ж, если он не понимает, насколько важно для нее это место, пусть все решит судьба.

Несмотря на злость на Палмера, девушка корила себя за ссору. Не следовало реагировать столь эмоционально. Не в ее правилах так взрываться. Но Вустерский симфонический значит так много для нее, что она не смогла сдержаться.

Джесси не завидовала успехам Палмера. Никогда. Так чего же ради рвала и метала по поводу его ненасытных амбиций?

Она не находила ответов. Не знала, как переживет и сегодняшнюю репетицию. Прогуляла бы, если бы могла, но, к сожалению, не имеет права, да и не в ее это правилах…

Вздохнув, Джесси выключила в аудитории свет и подхватила портфель. В следующую секунду у нее зашлось сердце — в дверях стоял Эдди. Куртка нараспашку, под ней толстый золотистый свитер и коричневые вельветовые джинсы. Он казался таким теплым, земным…

— Ты чего приехал? — непроизвольно улыбнувшись, спросила она.

Его темные, похожие на омут глаза испытующе глядели на нее.

— Да на репетицию.

Джесси хмыкнула.

— Браво! На пять часов раньше.

— Вот как? — Выглядел он здорово, не то, что она, мучившаяся все последние дни бессонницей. — Как ты меня нашел?

— Легко. Зашел в администрацию, сказал, будто хочу поговорить с тобой о младшем братишке. — Эдди ухмыльнулся. — Секретарша оказалась очень любезной, посмотрела твое расписание, объяснила, как найти, и даже предложила проводить.

— Тебе не приходило в голову, что я не захочу тебя видеть? — поморщилась Джесси и попыталась открыть дверь, однако Палмер схватил ее за руку.

— Подожди, Джесс. Ты прекрасно знаешь, почему я здесь.

Девушка окатила его презрением.

— О чем это ты?

— Кончай, а? Мы столько лет знакомы, но никогда еще не ругались, как той ночью. Честно говоря, мне это не нравится.

— Какая жалость! Я не могу взять назад свои слова только потому, что тебе они не по душе.

— Справедливо, но, может, ты хотя бы примешь мои извинения?

— Не вижу смысла.

— Джесс, смысл в том, чтобы мы не злились друг на друга.

Она набросила ремень сумочки на плечо.

— Прекрасно, «мы» не сердимся…

Он двинулся за ней по лестнице.

— Тогда пойдем выпьем кофе.

Джесси нахмурилась.

— Не хочу никакого кофе.

Эдди распахнул тяжелую стеклянную дверь. Декабрьская погода встретила девушку холодным порывом ветра. Она поежилась, закуталась поплотнее в пальто, размышляя, что в данный момент чашечка кофе и впрямь не помешала бы. Глазами она высматривала свою машину на стоянке. Рядом заметила припаркованный «мерседес» Палмера.

— Джесс, подожди минутку. — Эдди развернул ее к себе лицом. Ветер сдул прядь волос с его лба, и ей в очередной раз пришла мысль, как неотразимо он красив. — Да что, наконец, с тобой? Прими же мои извинения! Мне жаль, если я подавлял тебя в нашей дружбе. Каюсь, коли заставил тебя музицировать, исполняя вещи, которые тебе не нравились. Раскаиваюсь, что подал заявление о приеме на работу, которую хочешь получить ты, хоть я и не подозревал об этом. Я даже сожалею, что люблю пиццу с оливками.

Джесси развела руки в стороны.

— Вот видишь, ты даже не можешь по-людски извиниться.

Она повернулась и зашагала к стоянке, но тут же остановилась как вкопанная — весь салон ее автомобиля заполняли красные и зеленые воздушные шарики, жавшиеся к потолку и стеклам.

— Джесс, что случилось с твоей машиной? — с самым невинным видом спросил Эдди. Девушка усмехнулась. Эта ребяческая выходка ничего не меняла в их отношениях. — Тебе следует запирать дверцу. — Эдди сложил руки на груди и прислонился к крылу. — Любой может забраться, если захочет…

На мгновение она представила себе, мог ли такое выкинуть Евгений? И тут же отбросила эту мысль. Он — человек слишком прозаический для глупых, наивных шуток.

Эдди распахнул дверцу, глядя на девушку проказливыми глазами.

— Это ты устроил? — спросила она довольно презрительно. — Напрасно старался и тратил деньги.

С одной стороны, ей хотелось немедленно выпустить шарики на волю, чтобы досадить ему, с другой — больно уж они были восхитительны.

Эдди протянул руку, ухватил один за ниточку и вытащил из машины.

— Ну же, Джесс, улыбнись, — попросил он, стукнув ее шариком по голове.

— Перестань!

— Ладно, похоже, я сглупил. — Шарик в его мужской руке казался нелепым. — Ты явно сердишься на меня сильнее, чем я думал.

Джесси молча бросила портфель на переднее сиденье и попыталась сесть в машину, но Эдди тут же помешал.

— Раз уж я приехал на пять часов раньше, — проговорил он, теребя узелок на нитке шарика, — и мне некуда податься, ты не будешь возражать, если я послоняюсь вместе с тобой?

Его настойчивость сбивала ее с толку.

— Эдди, мне нужно переделать кучу дел до репетиции. Я не могу все бросить ради тебя.

— Я на это и не рассчитываю, — с самым серьезным видом отозвался он. — А надеюсь только на то, — его глубокий голос вдруг стал писклявым, как на пластинке, поставленной на большую скорость, — что могу отогреться у твоего камина, как Буратино у папы Карло…

Джесси не удержалась от улыбки, а еще через мгновение — и от едва сдерживаемого смеха.

— Так как? — пропищал он. — Я даже готов сбегать за пивом и пиццей.

— Ты неисправим, — простонала девушка. Всю жизнь так — на него невозможно долго сердиться.

Несколько секунд Эдди не спускал с нее загадочного взгляда, потом широко ухмыльнулся.

У красного светофора, через два квартала от школы, Эдди побибикал, показывая жестом, что хочет ехать впереди. Она уступила. На следующем перекрестке, вместо того чтобы держать прямо, он повернул налево. Но так нельзя доехать до ее дома!

Вскоре девушка сообразила — он взял курс в район, в котором они жили детьми.

— Что ты задумал, Эдди? — спросила она, когда на Фулл-стрит тот остановился у тротуара.

— Да вот, решил навестить родные пенаты. Я не был здесь с тех пор, как отец и мать переехали. — Он выбрался из своей спортивной машины и уставился на довольно большой дом, где прошло его детство.