Марсия Иваник - О, мой ангел…

— Думаю, сэндвичи не помешают. — Она взглянула на часы, вмонтированные в электроплиту. Стрелки показывали начало девятого. — Слишком поздно браться за ужин. Обойдемся сухомяткой.

— Вообще-то, — сказал он, — я собирался покормить тебя в моем доме.

Надя взглянула на Оуэна и продолжала намазывать майонезом ветчину.

— Что же нас ожидало? — спросила она.

— Сдобные булочки, клубничный джем и охлажденное шампанское. — Он потянулся к столу и взял кусок ветчины. — Я же намеревался кое-что отметить.

— Да? И что же?

Она положила ломтик мяса на хлеб и одним движением разрезала его пополам.

— Ты до сих пор мне не ответила, — сказал Оуэн. Он еще не встречал женщины, за которой приходилось бегать, добиваясь ее согласия на брак.

Надя разложила сэндвичи и высыпала по горстке чипсов на каждую тарелку.

— Не хочешь ли ты поведать мне о своих секретах, связанных с прошлым? — спросила она.

— Мое прошлое, Надя, похоже на открытую книгу. Кроу Хед маленький город, и тут невозможно прятать секреты в шкафу. — Они протянул руку и погладил ее по запястью. — И разве имеет значение, есть они у меня или нет?

— Не имеет, — ответила Надя, в свою очередь погладив его пальцы. — Что же до меня, то мой шкаф полон секретов. — Она попыталась улыбнуться. — И поверь, они жутко мрачные.

— Если ты поделишься со мной, их станет меньше.

— Они слишком тяжелы для тебя. — Надя внимательно смотрела на красивое лицо Оуэна. Как ей хотелось сейчас, немедленно прикоснуться к его щекам, прильнуть к чувственным, соблазнительным губам! Ее пальцы задрожали, и она сильнее сжала его руку.

— Почему же ты прямо не расскажешь о них? Ведь я люблю тебя, Надя, и, несмотря ни на что, хочу, чтобы ты стала моей женой.

Она робко улыбнулась.

— Очень обнадеживающие слова человека, который не знает фактов.

— Так выложи мне их, любовь моя. И я смогу оценить, так ли уж они серьезны.

Надя опустила глаза.

— Сначала поешь.

Оуэн откусил приличный кусок. Сердце Нади замирало от горьких предчувствий. И все равно она не должна скрывать от него ничего. Он заслужил полное ее доверие, а теперь недалек от того, чтобы заслужить ее безоглядную любовь.

Спустя двадцать минут Оуэн стоял в комнате, изучая дверь, ведущую в кладовку. В руках он держал маленький ломик.

— Скажи, с какой стати ты заколотила эту дверь?

Надя прикусила губу.

— Я не хотела, чтобы кто-нибудь случайно обнаружил спрятанное за ней.

— Неужели у тебя были веские причины такими длинными гвоздями забивать свою тайну?

Действуя ломиком, он дюйм за дюймом приоткрывал дверь. Когда она с треском распахнулась, Оуэн чуть не потерял равновесие. Он огляделся.

— Большинство людей запирают свои секреты в шкафах, шкатулках, наконец, в сейфах, но к тебе это, конечно, не относится. Оказывается, ты хранишь здесь свои платья. Как оригинально.

— Оуэн Прескотт, я желаю познакомить тебя с моей тайной, — почти торжественно произнесла Надя.

Оуэн сделал несколько шагов по кладовке. Здесь на плечиках висели ее наряды. Их было невероятно много, едва ли не больше, чем в гардеробе самой Элизабет Тейлор. Тут же в открытых коробках лежала обувь. Среди огромных и совсем маленьких пластиковых пакетов одиноко стоял на полу картонный ящик.

— Могу я узнать, что все это значит, или мне следует догадаться самому?

— На тряпки не обращай внимания. Все дело в этом картонном ящике, — сказала Надя, стараясь ногой вытолкнуть его из кладовки. — В нем я сохранила все, что так или иначе имело отношение к моей истории.

— Все? — удивленно спросил Оуэн, помогая ей приподнять тяжесть.

— Не совсем, но я была в ней одной из ключевых фигур.

— И почему же ты скрывала свое сокровище от меня? Уж не думала ли ты, что я не смог бы отделить зерна от плевел?

— Но люди постарались изобразить меня не такой, какой я была на самом деле. Они составляли обо мне свое мнение по газетам или телевизионным передачам.

— Ах вот как! Значит, Пол видел тебя по телевизору?

— Прошлым летом в Нью-Йорке это могло случиться.

Оуэн присвистнул.

— Теперь я действительно заинтригован. — Он постучал по картонному ящику. — Что же ты натворила. Убила кого-нибудь?

— Нет, нет, никто не погиб.

— И я могу узнать правду?

— Только после того, как познакомишься с этим хламом. Если позже ты пожелаешь выслушать меня, я расскажу истинную правду. — Надя направилась к двери. — Тебе удобно здесь читать все о женщине, которой ты сделал предложение? Когда закончишь, я буду на кухне.

Оуэн остался в комнате один. Он прислушался к ее шагам. Затем сел на коврик, оперся спиной о стену, открыл ящик и углубился в Надино прошлое.

Надя налила себе еще кофе. Прошло уже два часа, а Оуэн и не думал спускаться вниз. Она неподвижно сидела, отсчитывая минуты и вслушиваясь в тишину.

Она помнила каждую вырезку из газет, которые хранились в ящике. Надя читала их много раз. В ее памяти оживала каждая фотография, опубликованная в печати.

Пять лет назад, когда Надя впервые ступила на американскую землю, у нее была только одна цель: заработать достаточно денег, чтобы перевезти всех родственников в эту страну. Она приехала сюда, воодушевленная надеждами. Америка казалась ей землей обетованной, местом, где сбываются самые радужные планы. Пропев год в ночных клубах, она скопила приличную сумму, на которую можно было приобрести билеты для трех братьев, находившихся в России. Но семья отказалась — либо ехать всем, либо никому. Надя чувствовала, как тает ее мечта. В архиве сохранилась пара вырезок о ее выступлениях в варьете и кое-какие фотографии из газет.

В некоторых заметках о ней говорилось как о певице, завоевавшей признание публики. Несколько месяцев Надя пела на эстраде фешенебельного клуба в Манхеттене и получала очень высокий гонорар. Тогда же она познакомилась с Энтони Джиотти, одним из известных гангстеров в Нью-Йорке. Свои называли его Большой Джи. Надя поселилась в комфортабельной квартире с окнами на Центральный Парк и играла роль хозяйки на сборищах, которые устраивал Большой Джи. ФБР пыталось посадить его за рэкет, но каждый раз для этого недоставало улик. Развязка наступила, когда налоговая инспекция уличила Джиотти в сокрытии доходов. Судебный процесс широко обсуждался на первых полосах газет, а журналисты нарекли Надю манхеттенской наложницей, которая на следствии только и делала, что отмалчивалась. Большой Джи был осужден по пяти статьям и сел в тюрьму, а манхеттенская наложница исчезла с горизонта.

Надя прижалась лбом к металлической решетке входной двери и смотрела в ночь. У Оуэна не было причин сомневаться в правдивости информации, опубликованной прессой, а по мнению последней, Надя была любовницей и сообщницей Энтони Джиотти.