Люси Гордон - Любить по-сицилийски

После небольшой паузы она подняла глаза на Ренато и поймала его удивленный взгляд.

— Похоже, ты намерена вернуть его обратно, — тихо произнес он.

Раньше Хизер даже и не догадывалась о взрывной силе своего характера. Теперь же любое слово Ренато вызывало в ней ярость.

— Как у тебя хватает наглости говорить такие слова! Между нами все кончено. И я никогда уже не выйду за него.

— Возможно, ты действительно так думаешь. Но если он сейчас вернется и подключит все свое обаяние…

— Да, ты, конечно, знаешь силу его очарования, — тихо отозвалась она. — Ведь именно ты приказал ему использовать его на всю катушку, только в своих корыстных целях.

Она слышала, как он тихо вздохнул, и поняла, что попала в яблочко. И почувствовала, что рада этому. Пусть и он теперь пострадает так, как страдала она.

— К тому же, — прибавила она, — не думаю, что он захочет отвоевывать мое прощение. Тем более если учесть, каких сил ему стоило избавиться от меня.

Как она ни пыталась, у нее не получилось скрыть дрожь в голосе. И эта дрожь отозвалась нежностью в голосе Ренато.

— Он хотел избавиться не от тебя, а от меня. Уж поверь мне, я знаю своего брата лучше, чем ты. Он начинает ценить все по-настоящему, только когда теряет.

— Так, значит, еще есть надежда, — с иронией в голосе произнесла она. — Лоренцо разыграет передо мной сцену раскаяния. Я буду такой дурой, что прощу его. И снова звон свадебных колокольчиков, возвращаем обратно всех гостей… Эй, священник! Ренато Мартелли еще раз пытается провернуть свое грязное дельце!

— Боже мой! — крикнул он. — Неужели ты не понимаешь?.. — Он замолчал. — Извини. Просто я не могу найти подходящих слов.

— А ты никогда не задумывался, что их просто может не быть?

— Боюсь, ты права. Хизер, позволь мне извиниться перед тобой. Я никогда не думал, что может произойти что-нибудь подобное.

— Конечно, не думал. Ты же хотел устроить жизнь по-своему. И к черту желания и чувства других людей! Этой ночью я много думала и вспомнила кое-что интересное. Во-первых, никто и не думал говорить о браке, пока этого не сделал ты тем вечером в Лондоне. Ты сказал, что Лоренцо подумывает о свадьбе, но твои слова свалились на него как снег на голову. Я видела его реакцию. Тогда я подумала, что он просто растерялся, но на самом деле он был сильно поражен.

— Он говорил мне, что если бы он думал о браке, то женился бы именно на тебе…

— Если бы? Это «если бы» играет здесь главную роль. Я зла на тебя из-за того, что ты сделал с Лоренцо, так же сильно, как из-за того, что ты сделал со мной. Ты толкнул его на то, к чему он не был готов. А теперь выходит, что он виноват во всем.

— Но он мог бы противостоять мне и отказаться, — раздраженно ответил Ренато.

— О, какие речи! Кто может тебе противостоять?

— Ты.

— Много хорошего мне это принесло! А сейчас, я считаю, ты должен вернуть его, чтобы он навестил мать. Скажи ему, что с моей стороны не будет никаких слез или упреков. Ему не в чем себя винить.

— Не в чем винить? После того, что он с тобой сделал?..

— После того, что ты со мной сделал. Лоренцо пытался поделиться со мной своими сомнениями, но ты его остановил. Если бы мы с ним поговорили, я отпустила бы его сразу. Мы бы все тихо и спокойно уладили дома. Вместо того, чтобы делать все на публике. И этого добился ты. Так что передай ему: ему не стоит переживать.

— Если бы мы могли поговорить спокойно, я сказал бы тебе, как я восхищаюсь тобой, твоим чувством собственного достоинства, твоим мужеством в этой ситуации. Но я знаю, что мое восхищение вызовет в тебе лишь презрение.

— Впервые ты оказался прав, — неприветливо ответила она. — А сейчас, пожалуйста, иди и позвони Лоренцо.

Весь остаток дня Хизер провела в больнице. Баптиста в основном спала, но, просыпаясь, тут же смотрела на стул около окна и с облегчением вздыхала, видя на нем Хизер. Когда приехал Ренато, Хизер встала и пошла к двери. Но она не успела выйти, когда он тихо сказал матери, что Лоренцо вечером будет дома.

Оказавшись в холле, она пошла выпить кофе. Скоро к ней присоединился Ренато.

— Ты была права, — сказал он. — Мама повеселела, когда я сказал ей о Лоренцо. С твоей стороны было великодушно проявить такую настойчивость. Надеюсь, тебе будет не слишком тяжело.

— Мне уже все равно, — ответила она.

— Хотелось бы верить, что это правда.

— А это имеет какое-то значение? Сейчас самое главное — здоровье твоей матери.

— Но твое состояние тоже важно. Нам надо будет поговорить…

— Я так не думаю.

— Но ты же понимаешь, что нельзя оставить все так, как есть.

— Конечно. Когда ей станет лучше, я верну «Белла Розария» и уеду обратно в Лондон.

— Я не это имел в виду.

— Больше нам говорить не о чем, Ренато. А теперь я пойду к ней.

К вечеру Баптиста полностью пришла в себя и стала прислушиваться к каждому звуку.

— Он скоро приедет, — пообещала ей Хизер.

— Но, дорогая, не разобьет ли встреча с ним твое сердце?

— Сердца не разбиваются так легко, — ответила она с уверенной улыбкой.

— Разбиваются, по крайней мере, на какое-то время.

— Я хочу вам сказать кое-что, — поспешно заговорила Хизер. — Дело не только в потере Лоренцо… Я потеряла все. Помните, тогда, в «Белла Розария», я сказала вам, что с момента моего приезда сюда мне казалось, будто все складывается как надо. Я была уверена, что судьба привела меня в мое место для того, чтобы я вышла за своего суженого. — Она горько усмехнулась. — Но теперь я еще раз убедилась, как сильно может заблуждаться человек.

— Я не думаю, что ты заблуждалась.

— Нет, я была в заблуждении. Я неправильно толковала все знаки, даже себя саму. Ведь я совершенно другая. Я сейчас даже не узнаю свою реакцию на происходящее. Раньше я выплакала бы себе все глаза. А теперь мне, наоборот, хочется сделать что-то такое, чтобы показать всему миру: со мной шутки плохи.

— Это реакция настоящего сицилийца, моя дорогая, — сказала Баптиста. — А то чувство, которое ты испытывала, когда приехала сюда, было настоящим. Только его вызвал не Лоренцо, а Сицилия. Она шептала тебе, что здесь твой дом.

— Какая милая теория…

— Поверь, это не старческие бредни. Дорогая моя, подумай. Забудь о Лоренцо и подумай о земле. Я видела, как ты любовалась ею, стоя на террасе и не думая, что кто-то наблюдает за тобой.

— Или ранний вечер с таким странным нежно-золотистым светом, которого больше нигде не увидишь, — прошептала Хизер почти про себя.

— И язык, который так легко тебе дается, — напомнила Баптиста. — На самом деле все в этой стране дается тебе легко. Даже жара.

Да, подумала Хизер. Она расцветала под этим солнцем.

Но все было кончено. Случившееся в церкви прояснило ее разум, отодвинув на задний план чувства и эмоции. Она вернется в Англию и снова обретет себя. А что уж тогда она будет чувствовать — это ее личное дело, которое больше никого не касается.