Шарон Фристоун - Власть женщины

Он наполнил бокалы и сделал небольшой глоток.

— Признаюсь честно, я Олдриджу даже завидую. Иметь такую секретаршу, как ты, — не каждому выпадает такая удача. — Хотя наслаждаться своим счастьем ему осталось недолго, добавил он про себя.

— Спасибо, — сухо ответила Каролина, но ее щеки зарделись румянцем, красноречиво давая понять, что она польщена.

Раздался стук в дверь, и на пороге опять появилась Мария. С загадочным видом первоклассная повариха внесла в комнату блюдо с очередным кулинарным шедевром, поставила его на стол, убрала использованные тарелки, разложила второе по чистым и удалилась.

Как и было обещано, угощения оказались отменными. За едой разговор плавно перешел на более безопасные темы. Рудольф принялся с увлечением рассказывать о самолетах и мотодельтапланах, на которых летал, о покоренных им вершинах.

Неловкость Каролины как рукой сняло. Она слушала его с непосредственностью ребенка, удивляясь и радуясь, смеясь и задавая кучу вопросов.

— Почему ты решил изучать юриспруденцию? — спросила она. — А не стал, к примеру, профессиональным летчиком?

Рудольф покачал головой.

— Полеты для меня — блаженство, отдых, прикосновение к мечте. Все это не может стать предметом серьезного бизнеса. По крайней мере, я так считаю. — Он пожал плечами. — А ты, Кэрри? Почему ты вот уже почти год работаешь секретаршей? Неужели у тебя нет возможности вновь вернуться в журналистику?

Сияющие глаза Каролины погрустнели. Некоторое время она молчала, печально улыбаясь.

Боб Олдридж объявится через две недели, думал Рудольф. Мы сцапаем его, и Уоллес сможет вздохнуть с облегчением. А Каролина… Даже если она в чем-то и виновата, у нее есть шанс вырваться из трясины. И начать совсем другую жизнь.

— Я пыталась найти работу по специальности, — заговорила девушка тихим, чуть хрипловатым голосом. — Сразу же после того, как наш журнал закрылся. Однако в тот момент ничего подходящего не подвернулось, и я решила, что временно устроюсь в «Фрэнт и ком-пани» и продолжу поиски. К сожалению, на меня сразу возложили слишком много обязанностей, поэтому мне часто приходится задерживаться. Платят здесь неплохо, и я держусь за свою работу обеими руками. Но, впрочем, не оставляю надежды вернуться когда-нибудь в свою стихию…

— Еще бы! — с энтузиазмом поддержал ее Рудольф. — Ты должна как можно быстрее оставить то, чем сейчас занимаешься. Секретарь — профессия нужная, но она не для журналистки, верно ведь?

Каролина окинула его благодарным взглядом и кивнула.

— Если хочешь, я могу тебе помочь, — предложил он.

Девушка улыбнулась.

— Не стоит так сильно обо мне беспокоиться. Думаю, я и сама в состоянии справиться со своими проблемами. Однако мне очень приятно твое участие. — Она вздохнула. — Угощение было великолепным. Твоя Мария — просто находка. Передай ей от меня спасибо.

— Сейчас мы пойдем на веранду пить чай, — ответил Рудольф. — Там ты еще увидишься с Марией и сможешь сама ее поблагодарить.

Интересно, сознает ли это нежное создание всю опасность своего положения? — подумал он. Если да, то ее спокойствию можно позавидовать.

Его мысли перенеслись к празднованию золотой свадьбы дядюшки. И настроение омрачилось. Если бы ему и завтра не удалось приехать на семейное торжество, отец страшно бы расстроился.

Рудольф не знал, как выйти из положения. Оставлять Каролину одну было рискованно. Уоллес и его люди непременно установят за ней слежку. К тому же друг разобиделся бы на него из-за того, что он сам не удосужился позаботиться о надлежащем контроле над подозрительным объектом. Можно было предложить Кэрри полететь в Австрию вдвоем, но она наверняка ответила бы отказом.

Девушка не понимала, почему Рудольф так неожиданно и без видимых на то причин ушел в себя. И почему напряжение, наконец-то испарившееся в ходе их дружеской болтовни, вновь нависло над ними подобно грозовой туче.

— Пойдем пить чай, — предложил Рудольф, поднялся из-за стола и протянул Каролине руку.

Они вышли из гостиной, пересекли небольшой холл и очутились на уютной веранде, освещенной мягким светом вмонтированных в потолок желтых светильников. На улице было уже темно.

Мария с большим блестящим чайником в руке пришла вслед за ними. На круглом столике из светлого дерева уже лежали салфетки, стояли вазочки с конфетами, блюдца и чашки.

— Мария, вы готовите просто божественно, — воскликнула Каролина.

Круглое лицо поварихи расплылось в довольной улыбке.

— Готовить я люблю. И бываю очень рада, когда мои кушанья кому-то нравятся, — призналась она и удалилась, попрощавшись и пожелав молодым людям приятно провести остаток вечера.

Каролина опустилась в широкое кресло. И сильно смутилась, когда Рудольф, вместо того чтобы расположиться в соседнем кресле, сел с ней рядом. Напряжение возросло во сто крат. Во-первых, из-за того, что теперь они в коттедже были совершенно одни, а во-вторых, потому что слегка касались друг друга. В-третьих, Рудольф продолжал о чем-то напряженно думать, и Каролина уже считала, что ляпнула что-то лишнее.

Желая разрядить обстановку, она принялась разливать чай по чашкам, но тут же пожалела об этом, пролив обжигающую коричнево-красную жидкость на белоснежную салфетку.

— Не переживай, Каролина. Пустяки, — успокоил ее Рудольф. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, а она, неестественно выпрямив спину, на краю сиденья.

Черт! Что со мной происходит? Веду себя, как полная идиотка! — принялась она мысленно костерить себя. — Я ведь осознанно пошла на этот шаг и должна сохранять самообладание.

Из-за ее спины раздался негромкий смех Рудольфа.

— Может, ты подашь мне мою чашку? Или держать ее доставляет тебе удовольствие?

Каролина покачала головой, поражаясь своей неуклюжести. Она только сейчас заметила, что сидит с чашкой Рудольфа, вытянув руку над столом.

— Извини… Я… Просто задумалась.

Рудольф подался вперед и взял у нее чашку.

— Мне кажется, ты нервничаешь, — спокойно произнес он.

Не то слово, захотелось выкрикнуть ей, но она пролепетала:

— Н-нет… Наверное, я сильно устала за день…

Ничего более глупого ты, наверное, не смогла бы придумать, тут же упрекнула она себя, задыхаясь от стыда. Ей захотелось вдруг расплакаться и убежать отсюда. И больше никогда не встречаться с Рудольфом Бауэром, забыть его имя, его голос и то, как он выглядит.

Ни с одним другим мужчиной она не чувствовала себя настолько уязвимой и беззащитной. Никто иной не вызывал в ней столько нежности, столько страсти. Ей хотелось взять от этого дня все, что только было можно, а потом всю жизнь вспоминать о нем и чувствовать себя счастливой. Все шло кувырком. И виновата в этом была только она.