Мишель Дуглас - Восхитительная Софи

Она уставилась на свои руки:

– У меня не было достаточно улик.

– Не было? – Сердце его бешено забилось. – Но это…

– Несправедливо? Да, я понимаю.

Лайам неотрывно смотрел на нее. И как ей удалось справиться с таким суровым испытанием одной?

– Изнасилование не было особенно жестоким. Джонатан не бил меня. Не нанес никаких физических повреждений. Он просто… подавил меня. – Лайам видел, какую боль она пытается скрыть. – И кроме того… – Софи сглотнула. – Дома была Эмми.

Гнев охватил Лайама, когда он представил, какой беззащитной была тогда Софи, какой напуганной.

– Я не хотела, чтобы Эмми услышала, – прошептала молодая женщина. – Я не хотела, чтобы он и ей причинил боль. Она и так много пережила… Поэтому, когда все закончилось, на моем теле не осталось синяков. Я могла обвинить Джонатана только на словах, но ни один суд не принял бы это во внимание.

Лайам накрыл ладонью ее руки:

– Прости меня, Софи.

Ее мешковатые блузки, застегнутые на все пуговицы воротнички – все сразу стало понятным. Сегодня, однако, впервые верхняя пуговичка была расстегнута, а рукава засучены. Она почувствовала себя в безопасности, а он разрушил это ощущение, поцеловав ее.

– Все в порядке, Лайам. – Софи протянула ему руку.

– Как тебе удалось остаться такой…

Она прижала палец к его носу:

– Жизнерадостной – вот самое подходящее слово. Видишь ли, у меня не было времени для депрессии. – Действительно не было. Ей надо было воспитывать двенадцатилетнюю сестру. – Некоторое время я посещала психотерапевта, но особенно мне помогли занятия на курсах самообороны. Я вернула уверенность в себе. Именно это, а не забота об Эмми помогло мне выжить. Я была счастлива. – Она покраснела. – До сегодняшнего дня я думала, что никогда не захочу вступить в интимные отношения с мужчиной. И теперь не знаю, что мне делать.

Примитивное желание показать ей, как прекрасна может быть близость между мужчиной и женщиной, пронзило Лайама. Он подавил его. Софи не готова к этому.

Кроме того, она заслуживает большего, чем ложные надежды, которые он мог в ней пробудить. Женщины плохо переносят уединенную фермерскую жизнь. Пусть Софи – исключение, но даже ей он не позволит снова одурачить его.

Однако это не помешало Лайаму смотреть на нее, любоваться ею.

– И все-таки…

– И все-таки? – Она подняла на него глаза.

– И все-таки ты по-прежнему улыбаешься и смеешься.

– Конечно! – Глаза ее блеснули. – Знаешь, в чем твоя проблема? Ты позволил всему плохому, что случилось в твоей жизни, отнять у тебя радость. Ты забыл о хорошем.

Лайам нахмурился, опустив плечи.

– Никто не говорит, что жизнь – легкая штука или справедливая, – продолжала молодая женщина. – Но если ты утратишь способность радоваться, значит, это победит.

– Что «это»?

– Все плохое.

Софи поставила последнюю тарелку в посудомоечную машину и принялась готовить молочный карамельный коктейль: молоко, много карамели и много-много мороженого. Она старалась не смотреть на Лайама. Он сидел, ссутулив плечи, за кухонным столом, причем сидел так уже полчаса. Обычно к этому времени они желали друг другу спокойной ночи и расходились по своим комнатам.

Софи рискнула взглянуть на него. За обедом он был молчалив: несомненно, на него повлияла ее печальная история. Она с трудом верила в то, что рассказала об изнасиловании. Но глаза Лайама были такими теплыми, что женщина очень легко открылась ему.

И она по-прежнему не могла поверить в поцелуй – в этот божественный, потрясший все ее существо, заставивший ее оцепенеть поцелуй.

Лайам вздрогнул, когда Софи поставила перед ним бокал с молочным коктейлем. Уголок его рта приподнялся в улыбке.

– Тебе нравятся подобные вещи? – поинтересовался он.

– Женскому организму требуется много кальция.

Она устроилась на стуле напротив него. Они чокнулись и опустошили свои бокалы. Софи облизала губы, испачканные коктейлем, и, увидев, что Лайам наблюдает за ней, поняла, что ей следовало уйти к себе сразу после ужина.

Она прочистила горло:

– Расскажи мне о Лукасе. Мне хотелось бы представить себе, каким он был.

Лайам поерзал на стуле:

– Что именно ты хочешь узнать?

– Например, были ли у него какие-нибудь пристрастия?

Лайам усмехнулся. Когда он так усмехался, она готова была провести рядом с ним всю ночь.

– Когда Лукасу было девять лет, его интересы постоянно менялись. К одиннадцати годам он стал собирать модели самолетов. В пятнадцать увлекся тяжелым роком и сводил нас с ума своей электрической гитарой. Но, боюсь, у него было больше энтузиазма, чем таланта.

– Похоже, он был полон жизни! – воскликнула Софи.

Лайам помрачнел:

– Да, был.

Она тут же упрекнула себя.

– Но что в жизни радовало его больше всего?

– Езда верхом, родео и мамин яблочный пирог.

Это заставило ее рассмеяться.

– Он ездил верхом лучше вас всех?

Медленная, чувственная улыбка появилась на лице Лайама. Сердце Софи забилось, запрыгало, заскакало в груди.

– Мне всегда было трудно это признавать, но – да! Его комната увешана призами. Он не раз побеждал в соревнованиях по укрощению диких лошадей.

Сердце отказывалось умерить свой бешеный ритм, ей снова вспомнился поцелуй, волшебный, божественный. Софи пыталась успокоиться, пыталась не замечать, как мужественно он выглядит в рубашке-поло и джинсах и насколько соблазнительны жесткие черные волоски, видневшиеся в треугольном вырезе рубашки. Она не готова.

И никогда не будет готова.

Или уже готова?..

Софи отогнала эту мысль.

– Мать убрала все эти призы после того, как… после этого.

– Может быть, ты вернешь некоторые из них на место? Для Гарри?

Он кивнул:

– Возможно, ты права.

Без дальнейших расспросов Лайам стал рассказывать о победах брата в родео, о мальчишеских потасовках, в которых участвовал Лукас, и о старинных автомобилях, которые тот пытался реставрировать. Софи все больше нравился младший брат Лайама.

– Лукас когда-нибудь рассказывал тебе об Эмми? – спросила она наконец, когда он замолчал.

Лайам покачал головой:

– Я догадывался, что он с кем-то встречается. Я заметил, каким он стал рассеянным. Порой Лукас сидел неподвижно, с глупой улыбкой, устремив взгляд в пространство, и краснел, когда я дразнил его. – Их взгляды встретились. – Не думаю, что Лукас собирался бросить твою сестру, Софи. А после аварии… Наверное, он решил, что калека ей не нужен.

Софи сдержала слезы. Бедный Лукас! Бедная Эмми!

– Лайам, то, что произошло с Лукасом, – ужасно. Но ваша семья делала все, чтобы помочь ему. Поступок Лукаса – его выбор. В том нет твоей вины.

Лайам ничего не сказал, но глаза его вспыхнули. Потянувшись через стол, Софи прикоснулась к его руке.