Эмма Ричмонд - Роковой мужчина

– Не говорили?

– Нет.

– Тогда, если мы должны продолжать разговор, не перенести ли его в постель? Меня совсем не вдохновляют этот холодный кафельный пол и эта сбившаяся одежда, я сейчас похож на неумелого школьника во время первого сексуального опыта.

Ее глаза насмешливо блеснули, и она улыбнулась.

– Не могу представить тебя неумелым школьником. Ты слишком элегантен для этого и самоуверен.

– Ну, в данный момент я не отличаюсь элегантностью и уверенностью в себе.

– А я не хочу двигаться, потому что мне нравится твоя тяжесть.

– Я бы предпочел постель, – твердо сказал он. Поднявшись на ноги, он поправил свою одежду, помог ей подняться и повел наверх, в спальню.

– Ты хоть раз останавливался в этом коттедже? – спросила она с нарочито небрежным любопытством.

– Нет.

– Никогда?

– Нет.

– Ты и Синди не были…

– Нет. – Мягко толкнув ее на постель, он улегся рядом, подпер голову рукой и посмотрел ей в лицо.

– Я просто так спросила. – Перекатившись на живот и приподнявшись на локтях, она взглянула на него. – Знаешь, мне кажется, я собираюсь притвориться, что влюблена в тебя, – сказала она беспечно.

– В самом деле? Почему?

– Потому что тогда у меня будет право касаться тебя, целовать и не думать при этом, что я делаю нечто такое, что тебе, возможно, неприятно.

– Вот, значит, как ты чувствуешь себя со мной?

– Да. Немного запуганной. Видишь ли, ты совсем не похож на такого мужчину, с которым мне бы хотелось сойтись.

– Не похож?

– Нет. Ты элегантный, собранный, а я иногда могу быть ужасной неряхой.

Он продолжал смотреть на нее тем же насмешливым взглядом.

– На рекламе и по телевизору я выгляжу так, словно прекрасно могу управлять своей жизнью, но на самом деле это совсем не так.

– Не так, – согласился он. – Не такая уж ты и утонченная, да, Гита?

– Нет, совсем не утонченная. Ну, так ты станешь возражать?

– Против чего?

– Если я буду к тебе прикасаться?

Глаза его потемнели. Лежа все так же неподвижно, он сказал с легкой хрипотцой в голосе:

– Нет, Гита, я не стану возражать, если ты будешь ко мне прикасаться. Прости, если я создал у тебя впечатление, будто все должно происходить только по моей воле. Я не всегда думаю о чувствах других людей. По крайней мере, так обо мне говорят, – сухо добавил он.

– Все в порядке. Насколько я понимаю, о моих чувствах ты не знал.

– Нет, не знал. Так что, пожалуйста, касайся меня, потому что у меня уже кружится голова.

Ее тело тоже охватил жар, оно стало тяжелым, налилось истомой, и, не отрывая от него заблестевших глаз, она прошептала:

– Правда?

– Да, – сказал он глухо. – С моими гормонами творится что-то невообразимое.

Наклонившись ближе, так, что ее грудь коснулась живота Генри, Гита лизнула его сосок, чуть поежилась при виде легкой дрожи, что пробежала по его телу, и тихо шепнула:

– Ты говоришь такие чудесные вещи.

– Еще немного, и я перестану говорить чудесные вещи, – тон его был напряжен, – если ты не возьмешься за дело…

Подняв на него глаза, она улыбнулась.

– Не нравится, когда тебя дразнят?

– Думаю, что слово «мучают» подходит здесь больше. Да, мне не нравится. Так что или продолжай, или я сам возьмусь за дело.

С хитрой улыбкой она скользнула рукой под покрывало, сквозь мягкую ткань провела ладонью по его плоскому животу, затем ниже и почувствовала, как напряглось его тело.

– Власть, – пробормотала Гита радостно. – Нет! Не надо! – предупредила она, когда он схватил ее. – Ты должен лежать неподвижно.

– Но это невозможно…

Опрокинув на спину, он оседлал ее и развел ее руки в стороны.

– За кем теперь власть?

– Это нечестно. Ты физически гораздо сильнее меня.

Он потряс головой.

– Нет, Милгита, это не так.

Наклонившись вперед, он дотронулся до ее губ своими губами и начал целовать, пока она не попыталась высвободиться в надежде взять над ним верх. Но он крепко держал руки Гиты и сильнее сжал колени, чтобы усмирить ее выгнутое дугой тело, и продолжал целовать и целовать, пока слабость не овладела всем ее телом, а голова не закружилась.

– Тебе больно? – В его голосе звучала тревога.

– Я должна помнить, что дразнить тебя нельзя.

– Нет, – простонал он, – это помнить, совсем не стоит.

Перекатившись на бок, он притянул Гиту к себе, нежно потер ее запястья и поднес их к губам.

– Это помнить совсем не стоит, – серьезно глядя на нее, повторил он. – Раньше никогда не случалось, чтобы я терял контроль над собой. Ты права, Гита, ты обладаешь огромной властью надо мной.

Расстроенная из-за того, что, возможно, обидела его легкомысленными словами, она прошептала:

– Не хочу я обладать никакой властью! Я просто хочу быть счастливой. Не заставляй меня иметь над тобой власть, Генри. Пожалуйста, не заставляй.

Удивленный, он посмотрел на нее, а затем мягко привлек ее к себе и обнял так, как никогда до этого не обнимал. Его руки ласково и успокаивающе гладили ее спину.

– Ты говоришь, что не понимаешь меня, а сейчас я не понимаю тебя. Я думал… – Глубоко вздохнув, он продолжал: – Ты совсем не такая, какой я тебя представлял. Я увидел тебя, я тебя захотел и, как дурак, подумал, что ты такая же, как я сам.

– Как ты сам? В каком отношении?

– Такая же бесчувственная.

– Но ты не такой! – запротестовала она.

– Да, Гита, такой.

Встревоженная, она подняла голову и посмотрела ему в лицо, которое больше не выглядело ни самоуверенным, ни надменным, а скорее подавленным и мрачным.

– Я представлял себе ни к чему не обязывающие отношения: я приезжаю к тебе, когда у меня есть время и желание. Ты ждешь меня, и у тебя тоже не более чем физическая потребность. Взаимная необходимость, так сказать. Но потом, когда я поговорил с тобой в студии и увидел твою растерянность и уязвимость, я понял, что в моей власти причинить тебе боль. Обычно, Гита, я не вступаю в игру с невинными. Только с теми, кто знаком с правилами игры. С искушенными и опытными. Я думал, что ты именно такая. Но я ошибался. При этом я тогда уже понял, что не хочу уходить в сторону. Хотя и следовало бы. Но я не хотел и не мог.

– Синди наверняка рассказала тебе, какая я на самом деле?

– Да, – медленно согласился он, – но, очевидно, я неправильно понял ее слова.

– Неправильно понял? Как так?

– О, я не знаю…

– Нет, знаешь! Когда чуть раньше мы говорили внизу, на кухне, ты был уверен, что я корыстна и нахальна; но ведь не Синди же тебе это сказала? – спросила она с болью и удивлением.

– Не-ет, – медленно проговорил он, – но… – И, слегка нахмурившись, добавил: – Но думаю, что из-за своего мнения о женщинах вообще я неверно расценил то, что она говорила о тебе. Я ожидал, что ты другая, поэтому и решил, что так оно и есть на самом деле.