Эмма Ричмонд - Роковой мужчина

Он засмеялся еще сильнее – смехом, наполненным таким счастьем и радостью, что она тоже улыбнулась, затем улыбнулась еще шире и наконец, засмеялась вместе с ним.

– Вот как происходит свержение с пьедестала. Я считал себя таким хладнокровным, трезвым и рассудительным парнем, а на самом деле был самовлюбленным дураком, – сказал он негромко. В глазах его светилась нежность – почти любовь, подумала она с внезапной тоской, – и он пробормотал: – Уж не знаю, что ты сделала со мной, но ведь на этом дело не закончится, не так ли?

– Нет. А что ты сказал официанту?

– Что ты не очень хорошо себя чувствуешь и хочешь прилечь.

– Он тебе поверил?

– Сомневаюсь. Давай поедем домой. Ты ведь даже не видела, где я живу, верно?

– Нет, не видела.

– Тогда поехали со мной. Пожалуйста!

Она тряхнула головой.

– Я приму душ…

– Мы примем душ.

– Генри…

– Шшш, Гита. Я не могу тебя отпустить. Пожалуйста, выходи за меня замуж.

Господи, как она хотела выйти за него замуж! Стать его женой, родить его ребенка…

– Не отвечай мне сейчас.

Мягко высвободившись из ее объятий, он поднялся на ноги, нежно помог подняться ей и провел в ванную комнату. Нашел пластиковую шапочку для волос, надел Гите на голову и улыбнулся.

– Почему они всегда их делают такими большущими?

– Я не знаю, – сказала она беспомощно.

– Ты похожа на очень печального зайчика.

– Правда?

– Моего собственного, родного, любимого, самого печального зайчика.

Включив душ, он подождал, пока не потекла теплая вода, затем втянул ее за собой под струи воды. И нежно, ласково принялся намыливать ее тело – и все началось заново. Это безумное, горячее чувство, это таяние изнутри, когда все предметы вокруг сливаются воедино, становятся нереальными. Глядя на него, она видела, что его глаза становятся темнее, дремотнее, из горла ее вырвался стон, и она протянула к нему руки.

– Абсурд какой-то, – прошептала она, уткнувшись ему в грудь.

Не обращая внимания, просто не замечая, что вода заливает ей лицо, смывает изысканный макияж, проникая под плохо сидящую пластиковую шапочку, она нетерпеливо сорвала ее с головы, отбросила в сторону и вся отдалась экстазу – их намыленные тела прильнули друг к другу так чудесно!

– А теперь нам придется все начать заново, – заявил он глухо и протянул руку к куску мыла.

– Да. Но тебе не кажется, что тогда мы вообще никогда не вылезем из-под душа?

– Вылезем, потому что я хочу с тобой в постель, – сказал он хрипло.

Смыв с тела мыльную пену, Генри вышел из-под душа, схватил полотенце и обернул его вокруг бедер. Взяв другое полотенце, вытер мокрые волосы, глубоко вздохнул и вышел в спальню, не оборачиваясь.

Когда она появилась из ванной комнаты, он уже был одет, а ее вечернее платье аккуратно висело на спинке стула.

– Я не буду смотреть, как ты одеваешься, – все еще хриплым голосом произнес он. – Не могу. Поэтому я повернусь к тебе спиной, как и положено истинному джентльмену, и выпью что-нибудь, мне сейчас это очень необходимо.

Склонившись над мини-баром, он вынул маленькую бутылочку шотландского виски и налил немного в бокал.

– Только делай это тихо, Гита, – предупредил он ее.

– Извини, о чем ты?

– Я слышу, как ты натягиваешь чулки…

– Прости, – извинилась она поспешно, стараясь одеваться, как можно бесшумнее, но руки тряслись, дыхание перехватило, и она вспомнила, как однажды, не так много времени тому назад, в Блэйкборо-Холл, он сказал, что это очень возбуждающе – быть полностью одетым, когда твой партнер совершенно обнажен. Но быть совершенно, обнаженной, в то время, как партнер был полностью одет, тоже показалось Гите удивительно возбуждающим. И она захотела его. Снова. Безумие какое-то.

Подавляя свои чувства, сражаясь с ними, ощущая себя слабой и растерянной, она поспешно натянула платье, разгладила его складки и направилась к фену для волос, прикрепленному к стене около туалетного столика. От ее макияжа давно ничего не осталось, у нее не было даже щетки, чтобы расчесать волосы, но был мужчина, от которого она не могла оторваться, и было тело, которое все еще стонало и трепетало от его горячих ласк. Она не могла ощущать радость, не могла посмеяться над собой, не могла даже говорить. Просушив кое-как волосы, она надела туфли и нашла сумочку.

– Я готова, – сказала она тихо, и он обернулся, чтобы посмотреть на нее.

Допив виски, он оставил пустой бокал на стойке бара и подошел к Гите. Он не притронулся к ней, просто посмотрел в ее расширенные глаза.

– Выходи за меня замуж, – негромко попросил он. – Пожалуйста, выходи за меня замуж. Я не переживу еще одну такую неделю. Все эти чувства, которые я подавлял так много лет, теперь затопили меня. Я люблю тебя, Гита. Я не хочу провести остаток моей жизни без тебя… И не плачь, – попросил он хрипло. – Ради Бога, Гита, любимая моя, только не плачь.

Обняв, он прижал ее к себе, прикоснулся щекой к ее волосам.

– Всю неделю я хотел положить руку на твой живот, где растет эта маленькая жизнь, которую мы создали. Я хочу пойти с тобой на ультразвук, хочу увидеть своего ребенка. И я хочу, чтобы вы оба жили в моем доме, чтобы оберегать вас, защищать и любить. Я больше не желаю быть один, Гита…

Прижавшись лицом к его смокингу, закрыв глаза, заливая слезами – бесшумными слезами счастья – дорогой материал, она обвила руками его талию.

– О, Генри…

– Скажи «да», – умолял он. – Я не могу представить себе жизни без тебя теперь, но я могу представить счастье, смех и любовь, нашего маленького, которого буду держать на руках. И больше всего на свете я хочу, чтобы этот малыш знал, кто я такой. Я думал, что мне этого не нужно, потому что был высокомерен и эгоистичен, но сейчас я действительно этого хочу, Гита. Я хочу этого больше всего на свете. Пожалуйста, скажи мне «да».

Люди начинали и с меньшего, не так ли? И у них все получалось. Она так этого хотела!.. Чуть отстранившись от него, она молча смотрела ему в лицо. Лицо не самоуверенное, как обычно, но странно нежное, умоляющее, даже беспомощное. Его серебристые глаза смотрели на нее в мучительном ожидании, и было так чудесно чувствовать себя в надежном, сильном кольце его рук. Генри был не из тех мужчин, которые лицемерят. Он мог быть высокомерным, равнодушным, жестким, но если он действительно любит ее…

– Да, – прошептала она.

Он закрыл глаза, облегченно вздохнул, притянул Гиту к себе и зарылся лицом в ее душистые волосы.

– Потому что… – подбодрил он ее.

– Потому что я люблю тебя, – просто сказала она.

Подняв голову, он посмотрел в прекрасное лицо любимой еще раз.

– Улыбнись мне, Гита, – робко попросил он.

Она попробовала, но попытка вышла не очень удачной.

– Я не хочу, чтобы ты уехала из опасения, что вдруг передумаешь, начнешь сомневаться, снова задумываться…