Патриция Хорст - Судьба на ладони

— Вы как хотите, а я пошла спать, — объявила наконец Джоан, потягиваясь и зевая.

— Да, мы тоже пойдем… пройдемся, — сказал Алан, давая понять, что «мы» — это Карина и он.

То, как он подал ей руку, когда она вставала, как внимательно смотрел на нее, когда они спускались по ступенькам, как предложил ей свой свитер, когда они вышли, — все это наполняло ее давным-давно, еще в детстве забытым чувством спокойствия, защищенности и блаженства. С чего бы это? — удивлялась она.

Снаружи было прохладно. Карина без труда натянула на себя огромный свитер Алана и подумала, что на ней он смотрится скорее как халат. Неожиданно Алан взял ее за руку и засмеялся, увидев, как ее брови поползли вверх и застыли в выражении недоумения, словно он позволил себе немыслимую дерзость. Он перевел взгляд на ее восхитительные спелые розовые губы, которые разжались, чтобы произнести с недовольной интонацией:

— Можно узнать, откуда такая неожиданная перемена в вашем отношении к моей персоне? На вас так повлияло мнение матери или вас приятно удивило, что я не стянула ваше фамильное серебро?

— Неужели я показался вам таким чудовищем? — с усмешкой спросил Алан. — Тогда прошу прощения.

— И все-таки вы не ответили на мой вопрос.

— Мама говорит так много и так быстро, что у меня давно выработался иммунитет. Я потерял всяческую способность прислушиваться к ее словам.

— Думаю, у вас такой способности не было и в детстве.

— Неправда! Я рос самым послушным ребенком в Шотландии. Что же касается второго пункта, то, честное слово, мне и в голову не приходило, что столовое серебро находится в опасности. — Алан опять рассмеялся, точь-в-точь как на том рисунке Карины.

— Тогда с чего бы вдруг грянуть таким переменам? — продолжала допытываться она.

Алан молчал, но по тому, как он сжал ее руку в своей, Карина поняла, что разговор на эту тему дается ему нелегко.

— Неважно. А взял вас за руку я потому, что не хочу, чтобы вы не дай Бог споткнулись и упали. Элен никогда бы мне этого не простила. Знаете, что интересно мне? За столом вы не все сказали о том, что касается выбора Элен.

— Хорошо, я скажу сейчас. Три года назад Майкл показался мне избалованным, неоперившимся юнцом, неспособным принимать решения и неготовым к такому ответственному шагу, как женитьба.

— А Элен, на ваш взгляд, готова?

— Да, — уверенно, без размышлений ответила Карина, — в этом я абсолютно уверена. От мужчины и от женщины в браке требуются разные качества. Элен — настолько нежная, любящая, теплая и безоговорочно преданная девушка, что на счет ее готовности стать прекрасной и, даже больше того, идеальной спутницей Майклу не может быть никаких сомнений. Справится ли Майкл с такой высокой планкой эмоциональной чистоты, которую задает Элен? Хотелось бы надеяться на это.

— Я в свою очередь не могу ручаться за то, каким он будет мужем. Но, мне кажется, он станет прекрасным отцом своим детям.

— Ой ли? Слишком многие мужчины относятся к детям всего лишь как к долгожданному символу своей мужественности. Иными словами, самоутверждаются. Нет ничего хуже.

— Бывает и хуже. — Стало очевидно, что разговор взял Алана за живое. — Хуже бывает, когда женщина относится к ребенку как к игрушке, к милой потехе, с которой поиграл — и выбросил.

— Полагаю, речь идет о вашей жене? — осторожно спросила Карина, которая хоть и не хотела говорить на явно больную для Алана тему, но терпеть не могла недомолвок.

В эту минуту они почувствовали на шее и руках мягкие прикосновения теплых, мелких дождевых капель — сначала совсем редких, а через минуту участившихся. Алан в мгновение ока увлек ее под старое раскидистое дерево. Петлистая дорожка белела в нескольких шагах от них.

— Да, я говорю о ней. Она, я прощу прощения, как последняя дворовая сучка, бросила нас, внезапно поняв, что ребенок, помимо ни с чем не сравнимого счастья, может быть и обузой.

— Но если бы… если бы она вернулась… вы бы простили ее?

Алан сжал ее ладонь сильнее и произнес сквозь стиснутые зубы, дрожа от безысходности и бессилия:

— Простил бы.

Карина промолчала, чувствуя, как необъяснимо горькое чувство захватывает все ее существо, — чувство человека, которого только что обокрали. Дождь барабанил по листьям, капли разбивались о посыпанную светлым гравием дорожку.

— Простил бы… ради Джейми, — прошептал Алан и, резким, сильным движением взяв ее за плечи, неожиданно приблизил к себе.

— Что ты, Алан?.. Ты что?.. — У Карины заплетался язык, так она испугалась… испугалась за себя и за него.

— Что я? — прошептал он уже мягче и закрыл глаза, прижав ее к себе. — Ничего, все хорошо. Все хорошо…

Карина почувствовала, что не имеет ни сил, ни желания сопротивляться, и прильнула к нему. Капли дождя текли по ее щекам. Алан, склонив голову, поцеловал ее, пальцами лаская шею с ниспадающими на нее завитками волос. Будь что будет, пронеслось в голове Карины, и через секунду она вся отдалась поцелую.

Этот поцелуй захватил ее, волна за волной смывая сознание, рассудок, память. Она не знала, что на свете бывает что-нибудь подобное. Губы Алана медленно раздвинули ее сочные, влажные губки — и сразу же затмились все поцелуи ее прошлого. Она приподнялась на цыпочки, дрожа от наслаждения. Алан пробудил в ней такую чувственность, о какой Карина даже не подозревала в свои двадцать три года. Чем больше она пила волшебный напиток, тем больше ей хотелось, чем больше просила, тем щедрее он делился с ней своей страстью.

Когда их губы медленно, неохотно разъединились, когда Карина и Алан открыли глаза, вокруг них сплошной стеной низвергалась вода. Они застыли, приходя в себя, ловя дыхание, глядя друг на друга. Она шепнула что-то неопределенное. Он провел рукой по ее волосам. Молча, обнявшись, они побрели к замку, не зная, что теперь делать, о чем говорить. Длинная, упрямая капля повисла на реснице Карины, напоминая собой падающую звезду. Оставалось загадать желание, и она загадала.

Уже на ступеньках Алан сдавленным голосом произнес:

— Постою здесь.

— Спокойной ночи, — тихо пожелала Карина вместо ответа.

— И тебе.

В дверях она быстро, через плечо, оглянулась: он стоял спиной к ней и смотрел в дождь.

Взбежав к себе наверх, Карина разделась и бросилась на кровать. Через полчаса встала и подошла к окну, не в силах уснуть. Похожее состояние она еще ребенком испытывала после дня рождения: ослепительная вспышка счастья, но вот все разошлись — и так грустно, так неуютно одной. Она уже не помнила и старалась не вспоминать, с чего все началось.

Память об Алане осталась на губах, на щеках, на пальцах. Да еще она до сих пор слышала его голос, говорящий ей «ты». Дождь лил не переставая. Где он сейчас? Что он обо мне подумал? — спрашивала она себя, прижавшись лбом к оконному стеклу и поеживаясь от ночного холодка.