Элен Эрасмус - Опьяненная любовью

Элен безмятежно следила за его передвижениями по комнате. Как все, оказывается, может быть хорошо. Пришел любимый человек, и радостью отозвалось сердце, и умиротворение на душе. Вот если бы он еще любил… Она, без сомнения, симпатична ему, но что движет его хлопотами сейчас? Сострадание? Долг соотечественника? Естественный порыв выручить друга, попавшего в беду? Тоже, конечно, неплохо характеризует человека, но хочется большего. Эй, Элен, пожалуй, ты начинаешь выздоравливать! Что за мысли? Да уж, далеко тебе до Джейн Моррис…

— Элен, ты вроде загрустила? Как дела? Неужели вернулись боли?

— Все в порядке. Может больная девушка ненадолго вообразить себя Дамой печали? — Томный взгляд из-под пушистых ресниц нисколько не соответствовал воплощаемому образу.

Филипп рассмеялся.

— У нас сегодня маленький праздник!

— Какой? — в недоумении округлились синие глазищи.

— Пока не знаю. Это нам еще предстоит придумать, — деловито заявил он и начал потрошить первый пакет.

— Нет уж, думай сам. У меня все мысли к голове бинтом прикручены.

Филипп тем временем освободил из бумажного кокона большой букет. Хризантемы! Надо же!

— Это тебе, чтобы радовали глаз и отгоняли печаль.

— Спасибо, Филипп, я тебе очень благодарна. — Не обращая внимания на его попытку что-то возразить, Элен поторопилась добавить: — Посмотри в той комнате, может быть, у меня и ваза есть. Я ведь не успела толком пожить в этом доме, сразу превратила его в больницу.

Джексон прошел в гостиную, слышно было, как он звякал стеклом, и наконец вышел с большой керамической кружкой в руках. Действительно, чем не ваза?

— Элен, можно я буду говорить высоким слогом?

— Попробуй.

— Эти цветы тебе за то, что ты есть. За то, что, едва появившись на моем пути, ты не исчезла. За то, что я сегодня допущен к празднику воскрешения.

— О, Филипп! В другой раз, когда ты попросишь разрешения говорить высоким стилем, буду осторожнее с ответом, — пряча улыбку, сказала Элен.

— Воспользуюсь тем, что пока еще действует твое первое разрешение. Давай зажжем камин, будем смотреть на огонь и думать о самом потаенном, а говорить станем хоть и высоким стилем, но шепотом, не нарушая интимности обстановки. Вас это устраивает, юная леди?

Юная леди, судя по всему, не возражала, но кое-какие замечания у нее все-таки имелись.

— Учти, тебе придется рассказывать мне подробно о том, как ведет себя огонь, с моего места камина не видно, а голову выше я пока поднять не могу.

— Если камин не идет к человеку, то мы человека поднесем к камину, — нашел Филипп выход из положения.

— Да ты что! — всполошилась Элен. — У меня от одной мысли об этом боль прошла по всему телу.

— Ну, тогда камин будет гореть для тепла, для меня, для запаха, для приглушенного света и для уюта обстановки, устраивает?

— Мистер Джексон, не верю своим ушам. Вы что, романтик?

— Мисс Олдфилд, у меня есть подозрение, что вы вознамерились этим небрежным вопросом обидеть меня, но вынужден вам сказать: вы добились прямо противоположного эффекта. Да, я романтик! К тому же у меня сегодня праздник: одна прелестная юная особа не с серыми, а сине-голубыми глазами, перепугав меня до смерти, оживает на глазах. Она уже воспринимает кое-какие слова, иногда откликается на мои нелепые шутки и, возможно, после перенесенного легкого сотрясения мозга заставит себя наконец заметить то, чего не замечала раньше.

Элен взмолилась:

— Филипп, прошу, помолчи минуту. Мне больно смеяться.

Какое-то время он, увлеченный собственной клоунадой, не замечал состояния собеседницы, но вдруг увидел, что смех, который он старательно пытался у нее вызвать, доставляет Элен не самые приятные ощущения. Филипп бросился к ней, хотел взять ее руку, но, пугаясь самой мысли, что может причинить боль, остановился с таким горестным выражением лица, что больной снова пришлось бороться со спазмами смеха.

— Филипп, не забывай, я еще не совсем здорова, и положительные эмоции должны строго дозироваться. — Против воли Элен слова, которым она хотела придать веселый оттенок, прозвучали серьезно.

Джексон был близок к отчаянию.

— Эй, Мистер Скорбь, — утешающе окликнула Элен, — резко менять температуру лекарства тоже не стоит. Прибавьте оптимизма. Кажется, здесь кто-то говорил о празднике?

Джексон, задумчиво потирая подбородок, смотрел на Элен. Потом махнул рукой, будто пытаясь скинуть не понравившуюся ей маску, и засуетился, готовя обещанное торжество.

Жестом услужливого официанта он сдернул со стола скатерть и расстелил ее на ковре. Присел, примерился, видно ли с этого места глаза Элен, передвинул скатерть вправо. Снова присел, ища синеву любопытных глаз, и остался доволен. Затем вынул из пакета тарелочки, коробочки с салатами, паштетами и другой снедью. Фрукты замысловатой пирамидой выложил в центре импровизированного стола и рядком выстроил бутылки с шампанским, виски и минеральной водой. Оглядел свою работу, снова подвигал туда-сюда предметы сервировки и наконец решился спросить:

— Как?

— Прекрасно! Теперь можешь спокойно идти домой. Пойми мою тревогу: если ты задержишься, то, чего доброго, нанесешь натюрморту непоправимый ущерб. А так он будет звать меня к нормальной жизни. Кстати, о вкусе пищи ты тоже будешь рассказывать?

— Мисс, вы сводите меня с ума. Вы или ваша болезнь или вы с вашей болезнью совершенно изменили меня. Я даже не предполагал, сколько во мне терпения! Элен, ты и вправду действуешь на меня благотворно. Я чувствую, что становлюсь все лучше и лучше.

— Только не переусердствуй. По-моему, и стартовое положение было не таким уж плохим.

— Элен, а мы с тобой умеем говорить серьезно? Или еще предстоит учиться? Учти, я все равно неблагородно воспользуюсь тем, что ты не в состоянии удрать, и навяжу тебе разговор.

— Угроза? Спасибо, что предупредил. Ничто столь успешно не мобилизует мои силы, как угроза серьезной беседы. Знаешь, интуиция мне подсказывает, что на столе есть паштет…

— С шампиньонами, — поспешил уточнить Филипп.

— Пожалуй, мне хочется именно паштета с шампиньонами.

— Выпьешь что-нибудь? — спросил он, уже открыв для себя виски.

— Пожалуй, пару глотков шампанского, но не сейчас, а когда вернется Клара. Однако с удовольствием посмотрю, как ты выпьешь. На этот раз можешь не рассказывать о своих ощущениях, — я и так знаю, насколько противен вкус виски.

— По-моему, ты желаешь мне приятного аппетита? — высказал догадку Филипп. — Тост позволишь?

— Давай я буду тосты говорить, а ты выпивать. А то все навалилось на одного тебя, бедного.

— Предложение принимается, но только после моего вступительного слова. Я хочу выпить, Элен, за тебя…

Она с шутливой благосклонностью приняла его слова, но Джексон не дал ей вмешаться, намереваясь, видимо, внести ноту серьезности в их беседу.