Маргарет Уэй - Белокурая судьба

Из отеля в Сиднее Линк выписался после завтрака. Два часа спустя он уже неторопливо курсировал на своем автомобиле по долине Хантер, знакомясь с окрестностями.

Он знал со слов, что долина Хантер — место удивительное. Изумрудные луга, уютно притаившиеся меж голубыми туманами холмов и величественными массивами эвкалиптов.

У Линка была странная идея. Плотный строй исполинских эвкалиптов, представлялось ему, словно бы оберегал своей нерушимой смычкой этот чудный и хрупкий уголок от наступления враждебного мира. Может быть, это представление было вызвано осложнениями в его жизни, отчего он и искал тихий приют, новую гавань для своих надежд.

С краеведческой точки зрения край был замечателен именно сочетанием эвкалиптовых массивов и сочных изумрудных пастбищ. Зная это, Линк заинтересовался долиной Хантер. Воочию же убедившись в справедливости почерпнутых сведений, он всецело доверился непосредственному эмоциональному восприятию. Решение предстояло серьезнейшее, возможно, определяющее дальнейшую жизнь молодого человека. Но он не чувствовал себя скованным условиями. И дух здешних мест позволял отрешиться от привычного напряжения деловых будней.

Атмосфера, разряженная и пьянящая, насквозь пронизанная эвкалиптовыми ароматами, кружила голову. Линк и прежде знал, что живет в удивительной стране, но только теперь мог с обоснованной гордостью констатировать, что и на его континенте есть места, которые можно причислить к исключительным, уникальным. И это всего в сороках милях от Сиднея.

Линк почувствовал, что многое с этими местами его роднит, несмотря на то что прежде ему не доводилось бывать в долине Хантер.

Он медленно вел свой автомобиль, иногда останавливал его, покидал салон и бродил, ощущая себя единственным человеком на земле. Где бы еще он мог испытать такое!

Современный белый человек, которого с большим основанием можно назвать порождением прогресса, нежели сыном собственных родителей и потомком своего рода, наследником культурных традиций, носителем накопленных веками знаний. Человек, который с пренебрежением относится ко всему, кроме устойчивых валют, дающих ему силу и власть над миром. Это выродившееся существо сделалось категорически антипатично Линку.

Когда четкое понимание этого пришло к нему, он решил действовать. С каждым днем Линк все отчетливее ощущал разрушающее влияние больших городов. Это начало сводить его с ума. Восприимчивость и обострившаяся щепетильность парня стали вызывать нападки со стороны окружающих, это и провело решающую разделительную черту между ним и привычным миром, который он решил оставить позади и не ждать, пока этот алчный мир его поглотит.

Стоял чудесный ясный день. Над зеленью лугов раскинулся лазоревый купол небес, и золотоносные потоки света озаряли все вокруг. Ландшафт смотрелся как виртуозно выполненный деревенский пейзаж маслом или неправдоподобно идеальная фотография для путеводителя. Но Линк мог не только дотронуться до любой былинки, но и стать обладателем значительной части этого великолепия. С тем он и приехал в долину Хантер.

В другом месте, где Линк на время приостановил свой автомобиль, за колючими зарослями розовых кустов, насколько хватало глаз, простирались виноградники. А со стороны фруктовых садов легкие порывы ветра доставляли ароматы наливающихся соками плодов.

В свое время Линк изъездил немало стран и многое повидал. Вспоминались виноградные угодья Италии, Бургундии, долины Луары, Шампани… Но то были иные страны, далекие и чужие. А здесь, на родине, он и не чаял обнаружить такое плодотворное сочетание солнца, воли и желания трудиться на родной земле.

Когда-то вся Австралия состояла из таких райских островков безмятежности и незамысловатой жизни, пока не стал наступать город и подчинять своим правилам первозданную природу.

Линк сел за руль и, поставив новый компакт-диск, медленно покатил дальше. Теперь его целью было славное хозяйство «Уонгари», где правил его большой друг Гай Радклифф, недавно женившийся на местной красавице.

С Гаем Линка связывали годы учебы в старших классах школы и университете.

Для него Радклифф был больше чем сверстником и близким другом. В его глазах Гай представлял собой некий эталон мужчины. В нем Линк находил те качества, которыми не обладал сам, а именно величавую неспешность, сдержанность в проявлении чувств, глубокую вдумчивость. Казалось, этот человек не знает мук и сомнений.

Линк вспоминал доктора Мэллори, их университетского наставника, который в лицо звал Гая Радклиффа «Наш идеальный джентльмен», не без ноток иронии, но в этой характеристике нашли свое отражение именно те особенности натуры Гая, которые так импонировали Линку.

Сам он критически расценивал собственную вспыльчивость, чрезвычайную чувствительность к деталям, мнительность, внутреннее беспокойство, мятежность, импульсивность и необузданность. В этом он был удивительно схож с Чаком, своим старшим братом. Черты эти стали превалировать в характерах мальчишек, когда они еще в пору своего отрочества остались без матери.

Линк до сих пор не преодолел это гнетущее чувство потери, словно всякое мгновение своего существования он ощущал себя самым уязвимым, самым неприкаянным и жалким человеком. Он был очень близок с матерью, умершей от рака. Гораздо ближе, чем кто бы то ни было в их семье. Чак же был отцовским любимчиком. На этой почве возникало множество внутрисемейных столкновений. Поэтому со смертью матери Линк остался один в буквальном смысле.

Шли годы, но воспоминания об умирающем в муках любимом существе, некогда очень красивой женщине, лежащей с трубками, торчащими из ее иссушенного болезнью тела, со сморщенной пергаментной кожей, ввалившимися бесцветными глазами, — эти воспоминания не тускнели. Огненным оттиском они отпечатались на всех его умонастроениях. Смерть матери Линк тогда считал и продолжал считать сейчас самой чудовищной несправедливостью.

Приходилось прикладывать немалые усилия для того, чтобы запретить себе думать о прошлом в мрачных тонах.

Самое удивительное, что, будучи в душе человеком угрюмым, Линк никогда не производил угнетающего впечатления на окружающих. Возможно, причиной тому были его броская внешность, несомненная твердость поведения, непринужденная манера в общении даже с малознакомыми людьми, которые с первых же минут покупались на его поистине юношеский задор, не подозревая, что перед ними человек, которому каждое публичное действие дается мучительно. Просто потому, что он не понимал, для чего ему вся эта праздность, вся эта суетность. Человек дела и поступка, свое общение он давно ограничил узким кругом и не имел намерения выходить за его пределы.