Маргарет Уэй - Возвращение в Бэлль-Эмбер

Послышались быстрые легкие шаги, и они оба посмотрели на дверь. В комнату вошла Патриция Эмбер и с милой оживленностью осведомилась у Кэрин:

— Ну как, Кэрин, что ты думаешь о Рикки после столь долгих лет разлуки? — Она перевела взгляд своих сияющих карих глаз с Кэрин на Рикки. — Конечно, он немного интриган?

Кэрин улыбнулась.

— Боюсь, что так! А я разве когда-нибудь воспринимала это всерьез?

— Почти всегда, — неожиданно ответила его тетушка. — Рикки следует исключительно своей интуиции, особенно, когда дело касается женщин!

— А ты, святая Триш? — Рикки не смог сдержать усмешки. — В сущности, я сплетничаю о своем дорогом семействе ради Кэрин. Говорят, предупрежден — значит вооружен!

Патриция взглянула на Кэрин.

— Что именно он тебе наговорил, да еще в первый же день?

— Всего лишь некоторые местные легенды, ничего особо впечатляющего, — тут же едко заметил Рикки и вскочил на ноги, явно желая сменить тему. — А теперь выпьем аперитив перед ланчем, и я отправлюсь в студию, — весело произнес он. — У меня в голове зреют замечательные идеи!

Патриция снова перевела взгляд на Кэрин.

— Полагаю, это портрет Каро. Она так сложена, что, по-моему, может привлечь внимание будущего художника!

— Точно, — кивнул Рикки, — и спасибо за слабую похвалу. Однако я чувствую, что без ложной скромности могу сам оценить свою модель. Хоть Кэрин и очень молода, в ее лице есть какая-то печаль, вероятно, ностальгия. Оно отмечено самой проникновенной красотой.

Кэрин холодно посмотрела на него.

— Гай говорит почти то же самое.

Рикки понимающе кивнул.

— Меня это не удивляет. У Гая, да будет тебе известно, если ты до сих пор не заметила, повышенная чувствительность ко всем видам красоты. Я видел, как он обращается со своими сокровищами, неодушевленными, разумеется. Он хорошо понимает истинную красоту. — Зелено-голубые глаза злорадно сощурились. — По тем же самым причинам, все одушевленные существа годами рвали на себе волосы… Об этом я мог бы тебе порассказать!

— Пожалуйста, не надо, дорогой! Ты больше не enfant terrible note 3 Note3 Избалованное дитя, ужасное дитя (фр.). . — Голос Патриции звучал твердо. — А теперь, как насчет того, чтобы выпить… мне, думаю, мартини. А тебе, Кэрин? Может быть, ты предпочитаешь что-нибудь другое, например херес?

— Нет, немного мартини было бы замечательно. Хоть в этом доме подобные слова звучат кощунственно, но я не очень люблю херес.

Рикки ехидно ухмыльнулся:

— Даже знаменитый «Эмбер Эмонтилладо»! — Тут он от души пустился рекламировать фамильные вина: — Воодушевись «Эмбер Эмонтилладо», и пусть твой мир окрасится в золото. Пусть твои друзья почувствуют нежный букет с вяжущим привкусом дуба. После него во рту остается пикантный ореховый вкус австралийского сухого хереса «Эмбер Эмонтилладо».

— Вот это реклама! — улыбнулась Кэрин. — А я, на самом деле, даже и не пробовала его. Мне бы следовало это сделать немедленно и проявить тем самым должное уважение к дому!

Рикки направился к выходу, продолжая весело щебетать:

— Но только не в цветном бокале! Клянусь, я видел, как Гай изменился в лице, когда ему подали шампанское в ярком бокале!

— Верно! Я полностью согласна, — улыбнулась ему тетушка. — Вероятно, я тоже немного выпью, Рикки, и желаю тебе весело провести день!

— Я же говорил, я все замечательно придумал!

Все повернулись, когда, держа за руку Филиппа, в комнату вошел высокий, очень худой человек лет семидесяти с седой копной волос.

— Молодой человек доставлен и готов к ланчу!

Филипп улыбнулся своему спутнику, подбежал к Кэрин и обнял ее.

— Я чудесно провел время, Каро! Это необыкновенно! Ты бы видела эти виноградники и погреба! А бочки! Они огромны! Дядя Гай установил совершенно фантастический холодильник, потому что во время сбора винограда очень жарко! У него там есть тракторы, уборочные машины и много всякого оборудования. — Пип замолчал, чтобы перевести дыхание от распиравшего его восхищения. — Я ужасно много узнал от дяди Марка, он страшно умный! Он пишет книгу по истории виноделия!

Его восторженный тон всех рассмешил. Марк Эмбер прервал поток этой возбужденной болтовни.

— Я и мечтать не мог о лучшем слушателе! — Он повернулся к племяннице: — По-моему, у него есть все задатки будущего винодела, Триш! — Тут его взгляд остановился на Кэрин. — А это, конечно, Кэрин!

Он быстро подошел к ней и взял за руку, разглядывая с той простодушной откровенностью, что свойственна лишь старикам и детям. Немного помедлив, он наклонил свою седую голову и звучно поцеловал ее в щеку.

— Добро пожаловать домой, дорогое мое дитя. Как же мы долго не виделись!

Вдруг Кэрин почувствовала, что слезы застилают ей глаза. Она беспомощно стояла, неловкая и неуклюжая, как школьница, словно одного жеста Марка Эмбера было достаточно, чтобы все ее чувства пробудились.

— Черт возьми, ты же плачешь! — Филипп встревожился. — Каро никогда не плачет!

Он оглядел всех своими, широко раскрытыми, карими глазами с таким неподдельным испугом, что, возникшее было, напряжение мгновенно исчезло.

Марк Эмбер успокаивающе обнял Кэрин, и даже прямолинейный Рикки вынужден был отметить его непринужденную галантность. Марк дотронулся до своих седых волос.

— Я не так стар, Рикки, как можно предположить, глядя на снег у меня на голове. Теперь пожми руку юному Филиппу.

Все с интересом наблюдали довольно неловкое приветствие ребенка и молодого человека, а Марк Эмбер продолжал легко и непринужденно сглаживать светской беседой некоторую натянутость. Когда настало время ланча, все еще были под впечатлением этой встречи двух юношей.

Огромный дом пребывал в безмолвии. Ни единого стука жалюзи, ни одного скрипа половицы. Кэрин выскользнула из постели и влезла в зимний халат из оранжевого шелка. Это была одна из ее причуд: халат она купила специально для Бэлль-Эмбер. Он удивительно оттенял ее черные волосы и блестящие раскосые глаза. Спать она не могла. Обилие впечатлений, пережитые чувства — все это привело к тому, что у нее заболела голова. В один момент ей показалось даже, что биение пульса стало совсем глухим, а глаза готовы выскочить из орбит. В аптечке в ванной комнате был веганин. Она заметила это, когда Пип мыл лицо и руки перед обедом. Две таблетки, конечно, снимут ее головную боль, и она сможет уснуть.

Быстро, как тень, Кэрин проскользнула по устланному ковром коридору. Она знала каждый дюйм этого дома, ведь это был дом ее детства. Дорогу на верхнем этаже ей освещал яркий лунный свет, струящийся в створчатые окна. Внизу же было темно, как в колодце, но она без всякого страха шагнула в неподвижную темноту. Вдруг ее сердце забилось в испуге, а сдавленный крик был задушен худой рукой.