Камилла Мортон - Плутовка

В уголках губ Рича заиграла легкая, едва заметная улыбка.

— Что такое? Ты боишься остаться со мной наедине?

— Нет, конечно. Только я хочу, чтобы Нэнси подтвердила то, что я собираюсь тебе сказать.

— Вот как? — В голосе его звучала неприкрытая ирония. Вопросительно вскинув брови, он перевел взгляд на Нэнси. — Что здесь такое? Сговор?..

— Я должна сказать тебе о причине моего приезда, Рич, — пояснила Вирджиния. — Неужели ты думал, что после того, что я услышала от тебя о моем брате, я буду сидеть сложа руки?

Рич гневно сверкнул глазами. Вирджиния на мгновение растерялась — не зашла ли она слишком далеко? Нет, ради памяти Бобби, ради родителей она должна стоять на своем. Только ей нужно оставаться хладнокровной — от этого зависел успех или неуспех ее предприятия.

— Я не желаю об этом говорить, — сухо проронил Рич.

— Но я должна сказать тебе, — настаивала Вирджиния. — Понимаю, тебе пришлось нелегко. Но мои родители — я должна подумать и о них — они ведь тоже страдают.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Тогда, в лондонском отеле, твоя жена встречалась с кем-то другим. Это был не Бобби.

— Ну да, тебе, разумеется, лучше знать.

Вирджиния уловила сарказм, прозвучавший в его словах, однако сделала вид, что ничего не заметила.

— Конечно, я не могу быть уверенной на все сто процентов, — продолжала она, — однако у меня есть серьезные основания полагать, что это был другой человек, его друг.

— Кто, кто?..

— Офицер по имени Глен Гринуэй. Они оба были в отпуске и в тот день договорились встретиться, чтобы вместе вернуться во Францию.

— Ясно. Тогда почему же не нашли тело этого самого Глена Гринуэя? Только тело твоего брата и моей жены…

— Этого я не знаю.

— И не узнаешь. Твое стремление восстановить репутацию покойного брата в высшей степени похвально, но зачем подозревать какого-то Глена Гринуэя в том, что именно он был любовником моей жены? Почему?

Тяжело вздохнув, Вирджиния пустилась рассказывать ему о письмах, которые случайно попались ей на глаза, о том, как она, не разобравшись, что это за письма, прочла одно из них.

Рич слушал ее с ледяным спокойствием.

— И что же это были за письма? — спросил он.

— Любовные послания твоей жене от человека, которого звали Глен.

— Ясно. И где эти письма теперь?

— Я… я передала их Нэнси.

— Может, тебе следовало бы отдать их мне?

— Я не могла. Если ты ничего не знал о том, что твоя жена тебе изменяет, то этими письмами я причинила бы тебе боль.

— Весьма признателен, — не без доли сарказма изрек Рич. — Нэнси, где они?

— Я их уничтожила.

Если Рич и был обескуражен этой очередной новостью, то виду не подал.

— И зачем же ты это сделала?

— Прости, Рич. Я понимаю, что не должна была… Но подумала, дело прошлое и лучше не бередить старые раны. Решила, что хранить их просто не имеет смысла.

Рич понимающе кивнул и вновь перевел взгляд на Вирджинию.

— Должен тебе кое-что сказать. Видишь ли, ты, наверное, не в курсе, что у моей покойной жены было несколько любовников. Так что твой брат всего лишь один из них.

Он говорил с издевкой, словно давая Вирджинии понять, что она попусту теряет время, однако он не знал, что Пол успел рассказать ей об Оливии.

— У моего брата не было романа с твоей женой, — с отчаянием в голосе промолвила она. — Прошу, ты должен поверить мне. Как мне тебя убедить?

— Извини, но ты не можешь убедить меня в том, что твой брат ни в чем не виноват. Я сочувствую твоим родителям и уважаю твое стремление реабилитировать брата, но ты не можешь требовать, чтобы я поверил тебе, не получив веских доказательств.

Вирджиния, не в силах больше выдерживать на себе его пристальный взгляд, сокрушенно потупилась.

— Хорошо. Значит, нам больше не о чем говорить.

— Совершенно верно.

Нэнси торопливо выскользнула из комнаты, оставив их вдвоем, и пошла за машиной, чтобы отвезти Вирджинию на станцию. Взяв свою сумочку, Вирджиния уже собиралась последовать за ней, но голос Рича остановил ее.

— Что ты теперь намерена делать? — спросил он.

Голос был бесстрастный и резкий, словно обращенный к незнакомцу.

— Вернусь в Лондон, попробую подыскать работу, — сказала она, не поднимая глаз.

Тон Рича немного смягчился:

— Что бы между нами ни произошло — и какой бы ни была истина, — я желаю тебе успеха. Тем более что ты так серьезно относишься к своей работе. Если понадобятся рекомендации, я всегда к твоим услугам.

— Спасибо. — Вирджиния в нерешительности остановилась возле дверей. Мука расставания становилась невыносимой. Она обернулась и с болью в голосе промолвила: — Скажи мне, Рич, ты теперь до конца жизни будешь презирать меня?

Рич опешил. Ее слова, сказанные вполголоса, почти шепотом, проникли ему в душу, всколыхнув самые сокровенные из его чувств.

Вирджиния была бледна неестественной бледностью; глаза ее от невыплаканных слез сверкали, подобно бриллиантам. Не в силах противостоять магнетизму этих глаз, Рич подошел к ней и уже готов был коснуться ее, но рассудок его в последний момент взял верх.

— Презирать? — переспросил он, не скрывая своего изумления. — С чего ты взяла? Я не могу презирать тебя. Ты же знаешь о моих чувствах к тебе. Полагаю, тогда, в салоне, когда ты играла Шопена, ты все поняла. Я всегда буду помнить о той ночи.

— И ты не хочешь освежить эти воспоминания?

— О Господи, Вирджиния, замолчи!.. — хриплым от волнения голосом пророкотал он. — Ты не представляешь, как мне хочется заключить тебя в объятия, однако ты должна понимать — все против нас. Такова суровая реальность жизни. Мы не можем быть вместе. Боже, как мне будет не хватать тебя! Но мы оба знаем, что возврата к прошлому нет.

Вирджиния порывисто отвернулась, на ресницах ее блестели слезы. Но душа ее ликовала: она небезразлична ему, он по-прежнему любит ее!

— Что ж, в таком случае тебе лучше забыть о моем существовании. Прощай, Рич. Нэнси, наверное, уже заждалась.

Долго после ее ухода Рич стоял неподвижно, словно оцепенев. С уходом Вирджинии дом внезапно опустел, и откуда-то потянуло холодом. Никогда в жизни Рич не чувствовал себя более гнусно.

В машине Вирджиния ни разу не оглянулась, ни разу не бросила прощального взгляда на поместье, ей казалось, что, если она обернется, у нее остановится сердце. Она смаргивала слезы, борясь с подступавшим к горлу комком, и страшно боялась, что вот-вот разрыдается. Ничего, успокаивала она себя, время и упорная работа залечат раны. Ей надо сохранять ясность ума — ведь должна же она восстановить доброе имя Бобби… Начнет она с розысков Глена Гринуэя, если, конечно, тот не погиб на войне.

— Я попробую поговорить с Ричем, — прервала ее размышления Нэнси. — Обещаю тебе. Но ты же видишь, что это за человек. И все же… он любит тебя. В этом я нисколько не сомневаюсь.