Елена Кшанти - Блаженная несвобода

— Все-таки индийские женщины поразительно красивы.

— Да, ты права, — подтвердил русоволосый, атлетического телосложения парень.

Странно, а индийские мужчины считают иностранок красивыми, а нас, говорят, тряпочкой закрывать надо. Парадокс какой-то, подумала Рохини.

Но ей было приятно, и она тоже улыбнулась природной индийской улыбкой. И в глазах засверкали маленькие огоньки, а может, это были и не огоньки, а просто отблески от ее золотых сережек и сверкающей капельки на лбу, как и положено наклеенной в межбровье. Но, так или иначе, что-то блистательное было в этом мимическом жесте, несомненно.

Так в один прекрасный день чуждый мир проник в их собственный дом, и сначала это будоражило не только детей, которые то и дело бегали подглядывать к окнам квартирантов, но казалось, что и вся семья пребывала в приятном возбуждении. В провинциальном индийском городке не так много развлечений. А если они как-то чудом и проникают с разложившегося Запада каким-нибудь клубным заведением или невинной дискотекой, то их быстро отслеживает дядя Говермент и так же быстро прикрывает, только раздразнив, но не утолив «низменные» потребности жителей. Так столетиями население провинции поколение за поколением вырастает на индийских фильмах, которые все так же, как и много лет назад, усиленно муссируют одну лишь тему земной любви и невозможности по этой самой любви жениться. Ну где уж тут пища для ума? Хотя для жарки овощей и производства потомства много ума и не надо.

Но такая жизнь не совсем устраивала Рохини, у нее была своя тайна, и тайна хранилась в папке на большом шкафу, и при переезде она ее не успела спрятать. А переезжали они потому, что та комната, которую заняли иностранцы, была ее с мужем спальней. А теперь их спальню определили в маленькой кладовке, что находилась рядом с комнатой матаджи. И вот папку, которую она прятала от матаджи, девать было некуда, потому что кладовка была под полным ее контролем, так как там хранились мешки с продуктами и другая хозяйственная утварь. Немного подумав, Рохини решила, что иностранцы на шкаф не полезут и ее не найдут, а если и найдут, то не будут ее за это ругать, как это сделала бы матаджи…

Стены и потолок были чисто выбелены, около окна стоял шкаф, заполненный какими-то завернутыми в разноцветные блестящие ткани и перевязанными тесьмой кирпичиками. Перед странными сказочными картинками, где были нарисованы разноцветные обнимающиеся фигурки, на тумбочке, заставленной серебристыми чашечками и сделанными из муки лепными башенками, дымились благовония.

А из окна струился прохладный воздух и чья-то незнакомая речь, усиленная во много раз громкоговорителем.

— Что это все значит? — слегка раздраженно промолвил Гарри, когда наконец-то очнулся от забытья.

— Что именно? — уточнил Джек, вытирая губы салфеткой.

— Кто это говорит?

— Это их Далай-Лама дает учение, — пояснил Марк, уплетая что-то вкусно пахнущее из плоской тарелки.

— Очень громко, — поморщился Гарри и перевел глаза на стол, — а что это вы едите?

— Чоумен — тибетские жареные спагетти с овощами и мясом.

У Гарри аж что-то всхлипнуло в районе желудка.

— Бог ты мой, а мне?

— А ты без сознания, — ответили они хором.

— Но я же уже пришел в сознание, закажите мне тоже, — возмутился он.

— Ой, Гарри, мы не в ресторане, мы в гостях. Марк, ну попроси для него тоже порцию.

— Попроси, — передразнил он. — Подумаешь, ну пойдемте в ресторан.

— Ха, Гарри, крепко же ты спал. У нас ни гроша денег.

— С чего это?

— О, да ты, вероятно, действительно ничего не помнишь. А ведь нас не только унизили и побили, нас еще и ограбили.

И только тут перед Гарри стали всплывать смутные кадры из недавнего прошлого.

— Сучка, — скрипнув зубами, процедил он, — порву…

Но тут в комнату вошел сияющий лучезарной улыбкой тибетский монах и поставил на стол третью порцию.

— Пожалуйста, откушайте, — мягко сказал он.

Гарри даже не успел спрятать свой звериный оскал. Но монаха не смутило его выражение лица, и он продолжал:

— После обеда мы можем провести с вами небольшую экскурсию по нашему монастырю.

Гарри закашлялся. В отличие от своих товарищей, он еще не знал, где они очутились.

Он еще не знал, что ночью проезжающие мимо монахи из монастыря Намгьял подобрали их на дороге и, оказав первую помощь, бесплатно поселили в своей монастырской гостинице на время, пока они не придут в себя.

— Хорошо, — промолвили Марк и Джек и даже улыбнулись.

Монах ушел.

— Вот еще чего нам не хватало, так это попасть в монастырь! — проворчал недовольно Гарри и, подтянув штаны, направился в туалет.

— Ты жаждешь свободы, но ты уже изначально несвободен, даже первый твой вздох на этой земле зависит от состояния здоровья твоей матери и умелых рук акушерки. О какой свободе ты говоришь, если ты зависим от зависти недругов, от случайной пули в Ираке или от решения законодательных актов твоей страны? Мы все несвободны! Кто-то несвободен от мужа или жены, кто-то несвободен от своих родителей и родственников, кто-то несвободен от долгов и каждодневного зарабатывания денег, кто-то просто-напросто находится в тюрьме. Даже я не совсем свободна, хотя казалось, что освободилась от всего, — громко говорила Стеша, взад и вперед ходя по комнате.

— От чего несвободна ты?

— От воли своего Учителя и от устоявшихся традиционных взглядов Дхарамсальского общества… — Она немного споткнулась, как бы раздумывая, но все-таки добавила: — И еще много от чего другого…

Но тут она вдруг услышала над ухом чей-то голос: «А может быть, ты в первую очередь несвободна от собственного «Я». Но Стеша решила об этом подумать позже и, опять повернувшись к Стивену, закончила:

— Поэтому ты хорошо подумай, о какой свободе ты говоришь.

Стив потер виски, налил еще чая из термоса и закурил американские, но купленные в местной лавке сигареты.

— А что ты предлагаешь?

— Ничего, — сказала Стеша, наполнив свой стакан тоже, но потом продолжила: — Я только лишь знаю, что за все в этой жизни надо платить. Если в твоей жизни возник этот абсурдный долг, то рано или поздно ты его все равно заплатишь, если не тюрьмой, то страданием изгнания, мучениями совести, постоянным страхом быть пойманным и так далее.

— И ты думаешь, что у меня нет никаких шансов наладить свою жизнь?

Стеша немного помолчала, подняла упавшие на пол крошки от поджаренного на калорифере хлеба и сказала:

— Есть, но ты не хочешь в это верить. А я не смею это тебе навязывать.

— А, ну значит, это опять твоя буддистская философия, — слегка разочарованно протянул Стив и закинул ноги на табурет.

— Я бы сказала — знание и мудрость. Мир устроен так, что, кроме того, что ты видишь, есть еще и другие планы, которые так или иначе являются огромным закулисным механизмом, который не виден обычным людям, но играет глобальную роль в этом огромном спектакле под названием «Жизнь». Но они могут быть очевидны для людей, которые достигли некоторых высот в духовной практике. И они могут проникнуть за кулисы этого явленного театра и поменять сценарий. Но это очень трудно.