Джозефина Кэрсон - Оковы страсти

— Да!

— И ты сразу после этого ляжешь в постель и закроешь глаза?

— Да.

— Тогда пойдем. — Он легко поднял Томми и вынес его на балкон.

Итак, сейчас начинается выступление, горько подумала Линда. Бадави будет наблюдать — я уже знаю. А этот тип просто не может упустить шанс, чтобы не показать себя и не прикинуться таким, каким он на самом деле не является.

Она вынуждена была пойти за ними. По дороге она бросила взгляд на рисунок. Как это похоже на Грэга — расхваливать до небес, а потом забыть. Внезапно она почувствовала к нему ненависть.

Вечер разукрасил голубыми тенями балкон. Грэг сел на белый плетеный диван, окаймленный пламенеющей виноградной лозой, и усадил Томми рядом с собой.

Когда он поднял глаза и встретился с глазами Линды, ей показалось, что она наткнулась на стену — столько в них было ответной неприязни.

— Присоединяйтесь к нам, — проговорил он, кивнув на свободное место рядом с Томми. — И улыбнитесь немного, с вами ничего не случится.

Он бросил многозначительный взгляд в сторону сада и патио. Как и ожидала Линда, она увидела там мистера Бадави, сидящего в шезлонге и жующего виноград. Он одарил ее ослепительной улыбкой.

Она ощутила неприятный холодок — предчувствие не обмануло ее. Зрителю был обеспечен спектакль. Линда слабо улыбнулась и помахала в ответ рукой. Затем села рядом с сыном и обняла его за плечи.

Ты ничего не понимаешь, глупыш, хотелось ей сказать мальчику. Все это ничего не значит. Все это делается напоказ. И не смотри на него так восторженно.

— Эту песню я написал об одной глупой рыбе, — сказал Грэг. — Хочешь послушать?

Томми закивал головой.

Грэг улыбнулся, настроил гитару и взял несколько аккордов. Но когда он посмотрел на Линду, улыбка слиняла с его лица. Он начал петь своим низким хриплым голосом. Песня оказалась очередной белибердой о каком-то окуне, который купил себе шляпу, чем вызвал зависть у остальных рыб.

Томми, восхищенный, улыбался Грэгу. Линда тоже попыталась последовать его примеру, но уголки губ сами собой опустились вниз. Как бессердечно вот так играть ребенком! Разве он не понимает, что Томми будет сильно скучать по нему, когда весь этот фарс закончится? Неужели ему безразлично?

Грэг играл, пел и шутил, пока Томми не начал зевать и не прислонился к матери, готовый уснуть. Тогда пришел черед бесконечной песни о приключениях кота Бозо. Наконец Томми заснул. Котенок дремал тут же на спинке дивана, как если бы был сильно утомлен рассказом о своем бродяжничестве.

Грэг отложил гитару, легко поднял Томми и, подойдя к перилам балкона, кивнул Бадави. Сидевший в сгущающейся тени пожилой человек ответно кивнул, приветствуя «счастливого отца» с ребенком на руках.

Лжец! Бессовестный лжец! Линда негодовала. Она быстро встала и пошла за ним в спальню.

Грэг опустил Томми на кровать.

— Он еще не совсем уснул, — тихо сказал он. — Если он сейчас проснется, я спою ему еще что-нибудь.

У Линды лопнуло терпение. Она выпрямилась и твердо посмотрела Грэгу в глаза.

— Лучше уходите. Вы уже достаточно натворили дел. Убирайтесь отсюда и оставьте нас в покое. Вы… лицемер, вы… змея в траве.

— Опомнитесь, я искренне привязан к малышу. Что плохого, если…

— Немедленно уходите отсюда, — потребовала она. — Меня тошнит от одного вашего вида.

Он изумленно уставился на нее. Что-то дрогнуло в его лице, как если бы он хотел что-то сказать, но промолчал.

Все так же молча, он прошел на балкон, подобрал гитару и снова водрузил ее на плечо. Почесал за ушком Бозо, который от удовольствия потянулся к нему, но затем передумал, устроился поудобней и опять задремал.

Грэг вернулся в спальню, остановился у постели Томми и как-то странно посмотрел на мальчика. Казалось, он действительно любит его.

— Перестаньте притворяться. — Линда не могла больше сдерживаться. — Уходите отсюда и поскорей.

Он посмотрел на нее. Знакомый ей огонь засверкал в его глазах.

— Успокойтесь. Вы разбудите ребенка.

Он повернулся и с оскорбительной легкостью и равнодушием направился к двери, задержавшись по дороге, чтобы подобрать рисунок Томми. Затем вышел, беззвучно, но плотно прикрыв за собой дверь.

Она мысленно послала ему вслед тысячу проклятий.

Томми беспокойно заворочался в постели.

— Папа, — позвал он печальным сонным голосом.

О Боже, подумала Линда, неужели Фрэнк снова приснился ему, и он все заново переживает? Или, может, он хочет, чтобы Грэг остался с ним и не уходил? Мысли терзали ей душу.

Слезы душили ее. Она встала на колени около кровати и погладила рукой наморщившийся лоб сына. Затем нежно поворошила его мягкие волосы.

— Прости меня, — шептала она сквозь слезы, проклиная себя за то, что позволила Грэгу Хьюстону войти в их жизнь.

Ее разбудил стук в дверь. Она села и отбросила волосы с лица. Посмотрев на светящийся циферблат часов у кровати, она увидела, что было уже за полночь.

Линда знала, что это мог быть только Грэг. Она встала, схватила халат и, ругаясь сквозь зубы, с трудом напялила его на себя.

Что еще нужно этому человеку? Разве он не знает, что разбудит Томми, если будет продолжать стучать в дверь? Она споткнулась о Бозо, снова выругалась и направилась к двери.

В дверном проеме стоял Грэг, засунув руки в карманы и воинственно глядя на нее.

Она плотнее запахнула свой белый с голубой отделкой халат. Под ним была надета скромная бледно-голубая пижама.

— Что вам еще нужно? — усталость и отвращение сквозили в ее голосе.

— Вас, — сказал он. — Мне нужны вы. Пошли. Я хочу поговорить с вами.

Он взял ее за руку и попытался вывести из комнаты. Она вырвалась.

— Это может подождать.

— Нет, не может. — Он был очень сильным, и, если бы она стала сопротивляться, не обошлось бы без сцены. Он вынудил ее покинуть свое убежище и, не отпуская ее руки, сердито посмотрел на нее. — Пошли. Прогуляемся по пляжу. Мне сейчас трудно усидеть дома.

Грэг закрыл за ними дверь спальни, затем повел ее вниз по лестнице в полутемную гостиную. Света от фонарей в саду было достаточно, чтобы он мог безошибочно добраться до выхода, таща за собой, как на буксире, упирающуюся женщину.

Он распахнул дверь и остановился на пороге, потом не слишком вежливо притянул ее к себе.

Она затаила дыхание. Сейчас он был зол, и очень. Ей хотелось видеть выражение его лица, но было довольно темно. Его фигура черным силуэтом вырисовывалась на фоне подсвеченной зелени сада.

— Вам это не понравится, — сказал он жестко, — но нас сейчас могут видеть. Думаю, Бадави сейчас на балконе. Постарайтесь изобразить хоть какое-то удовольствие, черт подери.

— О, опять выступаем, мистер Хьюстон? — насмешливо спросила Линда.

Он привлек ее еще ближе к себе.