Натали де Рамон - Рандеву с замком

На что Брунсберри очень вежливо, но очень жестко ответил, что доверенным лицом является мадемуазель Пленьи, а мсье Брунар уже давно сдал свои полномочия, и что у него, Брунсберри, сложились очень плодотворные дружеские взаимоотношения с мадемуазель Пленьи, и ему бы не хотелось передавать это поручение через ее руководство, и что он очень надеется, что завтра ровно в семнадцать ноль-ноль мадемуазель Пленьи позвонит ему в номер из холла отеля, он спустится за ней, затем они поднимутся в его номер вместе с картиной, чтобы продемонстрировать ее финке в присутствии двух свидетелей. Финка ведь пока не является собственницей полотна.

— Я еще свяжусь сегодня с вами, мисс Пленьи, и сообщу номер моих апартаментов.

И тут до меня с опозданием дошло, что насчет того, чтобы попросить Брунара привезти картину, я сморозила глупость и, кажется, попортила отношения с Брунсберри… Брунар ведь живет вовсе не в Сен-Мало, он специально приезжал тогда в замок для передачи наследства, исполняя последнюю волю покойной как ее доверенное лицо.

Что ж, дело превыше всего, и я позвонила мадам Марамбель в надежде перенести рандеву. Сваха очень разобиделась — она и так пошла навстречу мадемуазель Пленьи, из личных симпатий нарушила очередь, а на такого хорошего жениха и без мадемуазель Пленьи полно претенденток!

— Жених уже настроен на вас, у него куплен билет в Европу, все оплачено! Я что, должна платить неустойку клиенту из Америки, и вообще, может быть, ваша семейка просто морочит мне голову?

Я окончательно растерялась.

— Виктор вполне мог бы поехать вместе с тобой, — предложила Софи. — Вы бы по очереди вели машину и смогли бы вернуться уже сегодня к ночи.

— Нет, Софи, — запротестовала я, — в любой момент у тебя могут начаться роды, а Вики не будет рядом. Это неправильно.

Я села в свой «пежо» и поехала в Сен-Мало одна, твердо решив в тот же день вернуться обратно, пусть даже глубокой ночью. Потом я высплюсь, в три встречу «жениха», объясню ему ситуацию, затем — деловой визит в «Павильон де ля Рен» к Брунсберри, а уж что касается «жениха», как он воспримет мою обязательную деловую встречу, — будь что будет.

В начале шестого вечера я въехала во двор замка, где бурно кипела возобновленная гостиничная деятельность. Управляющий гостиницей бросился ко мне с благодарностями — если бы я не приняла решение, гостиница бы до сих пор не работала, — и предложил пожить сколько угодно за счет заведения в самых лучших апартаментах с видом на море.

— А пока не пообедать ли вам, мадемуазель Пленьи? — И принялся расписывать кухню вкупе с живой музыкой.

— Пообедаю с удовольствием, мсье Грижон, но остаться, к сожалению, не смогу, нужно обратно в Париж срочно, — сказала я и попросила принести ключи от апартаментов покойной хозяйки.

— Если вы передумаете насчет отъезда, — разулыбался он, — то можете пожить в ее апартаментах. — И добавил: — Вы ведь ночевали там уже не раз.

— Если не сложно, мсье Грижон, принесите мне еду в апартаменты, я поем там, так будет быстрее.

Управляющий начал кокетничать — мол, сложно, и уговорил меня пообедать в ресторане за его личным столиком. Я согласилась, чтобы попусту не тратить на спор время, и пошла в апартаменты мадам Флер — и только тут, глядя на эту чудовищную картину, сообразила, что не прихватила никакой тары для нее. Расторопный управляющий отправился искать что-нибудь подходящее в кладовке покойной мадам Флер, а я рассматривала картину и недоумевала: мало того что мазня заключена в колоссальную толстенную раму, снабжена стеклом, так еще сзади прикрыта фанеркой, прибитой ржавыми гвоздями к раме. Ну, допустим, стекло и фанерка с обратной стороны, потому что картина написана гуашью на бумаге, которая боится, например, воды. Но что в этой картине особенного? Почему наследница «одной любой картины» выбрала именно ее, тогда как в замке полно подлинников настоящих мастеров, есть даже несколько холстов импрессионистов и Гоген! Почему ей понадобилась эта фривольная мазня без подписи? Или это шутка какого-нибудь гения, за которой охотятся все коллекционеры мира? Недаром же «коровки» висели в хозяйской спальне? И почему, кстати, миссис Уоллер завещала картину приятельнице мадам Флер, а не мадам Флер сама? Какая связь между этими тремя женщинами и одиозной гуашью в золоченой дубовой раме?

Управляющий вернулся из кладовки и снабдил меня огромным древним кожаным чемоданом и каким-то одеялом — упаковать сокровище, дабы не попортить стекло и вычурную раму. Затем он собственноручно отнес чемодан в машину «благодетельницы», напомнив, что его личный столик давно ждет меня.

Думаю, нет нужды описывать изыски замкового повара, особенно с учетом того, что в последний раз я ела утром. Но вот по поводу гостей замка высказаться стоит: все речи мадам Марамбель об исключительной нравственности и аристократизме клиентуры заведения — сплошная болтовня. Дамы разодеты вызывающе и ведут себя вовсе не как леди, да и кавалеры им под стать — развязные расфранченные мужланы, которые определенно приехали в Старый Свет в поисках сексуально-гастрономических развлечений, а вовсе не за подругами жизни. Сытая и одновременно напряженно-нервная атмосфера ресторана напомнила мне кадры «светской жизни» из фильмов про времена «сухого закона» в Америке.

Приложив усилия, я все-таки отыскала два-три приличных человеческих лица, но в основном — ужас! Очень мало шансов на то, что «жених» от мадам Марамбель окажется приемлемым, в обществе же большинства из здешних гостей я бы не согласилась провести и часа, и уж тем более — жить тут за их счет. Такие «женихи» не потерпят возражений!

Вся эта публика и торжественность готических сводов зала, выверенная роскошь отеля, ухоженный сад, вид на залив, на Мон-Сен-Мишель, наконец… Да как посмела эта американка Джессика превратить французский замок в международный вертеп! — негодовала я, поднимаясь в бывшие хозяйские апартаменты, где оставила свою сумочку. Я смотрела на сад, на море и очень отчетливо понимала, что уже никогда не вернусь сюда. А как же мне было хорошо тут всего лишь несколько дней назад — я просыпалась по утрам и видела море, слушала тишину и пение птиц… Но вместо того, чтобы наслаждаться всем этим малодоступным простым смертным богатством, я еще злилась на прихоть покойной миссис Уоллер, заставившей меня «проторчать» в замке лишнюю неделю.

В бывших апартаментах мадам Флер было тихо и сейчас, сюда не долетал шум. Может быть, все-таки в последний раз переночевать в замке и уехать рано-рано утром? — подумала я. Завтра я конечно же встречусь с «женихом» — Просто не явиться в аэропорт неприлично, человек ведь прилетит ради меня, — я посмотрю на него, и, если он вдруг не выглядит как не понравившиеся мне гости замка, я расскажу честно, что нас ждет в замке. А если он точно такой же бонвиван, что скорее всего, я просто извинюсь, мол, так и так, у меня изменились планы. Например, я вернулась к мужу! Ведь может же быть такое? Сколько угодно. Вполне достойная причина и понятна любому. А мадам Марамбель найдет ему другую «невесту», она же говорила, что у нее очередь!