Натали де Рамон - Рандеву с замком

Вам-то какая разница, Элен Пленьи? — одернула я себя. Взялось, значит, взялось. Выпью-ка я и вторую чашечку кофе. Нет, сначала съем еще одно пирожное. Или лучше вместе с кофе я возьму его с собой в ванную? Как Вики — тот всегда ставит поднос поперек ванны и пьет кофе, уткнувшись в газету. Иногда часа по два, по три. Кофеварка начала выдавать новую порцию. Вот, хорошо, Элен Пленьи, думайте о брате, о кофе, а улыбки Майкла Уоллера больше в вашей жизни нет! Вы сами не пожелали остановить его ночью, вам было противно, что он пьяный, что ж теперь-то жалеть?

Кофе грациозно струился в чашку, а я тем временем прямо из упаковки съела какой-то паштет и примеривалась, как бы мне так урвать кусок лососины, чтобы не вставать за ножом, но и особенно не перепачкаться в рыбе. Неважно, я все равно сейчас полезу в ванну. Я схватила рыбу рукой, и тут в дверь протяжно позвонили.

Ну Вики! — подумала я, обещал же, что откроет сам, даже телефон отключил, чтобы никто меня не потревожил, и сам же терзает дверной звонок! А если бы я спала? Или была в ванной? Но я не делала ни того, ни другого, и с рыбой в руках поплелась открывать. И вдруг в последнюю секунду меня осенило: Вики ведь мог запросто притащить всю свою телевизионную команду — отмечать рождение дочери! Это же великий повод!

— Вики, ты один? — поспешно спросила я, дожевывая кусок рыбы. — А то я в халате!

— Это я, Мишель!

Мишель Сарди, ас корпоративных исков, которому мой патрон передал ведение уоллеровского наследства? Неужели действительно такие проблемы, что Сарди, не сумев дозвониться, пришел ко мне?

— Простите, вы Мишель Сарди? — уточнила я.

Вместо ответа гость звучно чихнул, а потом добавил по-английски:

— Это я, Майкл. Майкл Уоллер. Скорее, Эле, а то у меня, похоже, аллергия на эту сирень. — И чихнул снова.

— Майкл? — Я приоткрыла дверь.

Это действительно был он. И огромный букет сирени!

— Где ты ее взял?

— Как это «где»? Купил в магазине. — Он смешно зажмурился и опять чихнул, торопливо отвернувшись в сторону.

— Но сейчас же осень!

— Так что же? Войти-то можно? Или будем разговаривать через щелочку?

— Можно. — Я попятилась, он вошел и протянул мне сирень.

— Да забери ты ее у меня! Ты чего такая? Все злишься?

— Я? Злюсь? — Я помотала головой, все еще не веря его появлению. — Нет. Зачем? Я не злюсь. Я… Я болею. — Я опустила глаза и вдруг увидела на себе халат и в руке — кусок рыбы. Я спрятала руку за спину, чувствуя, что от стыда готова провалиться сквозь землю. Вдобавок где-то в груди предательски заскребло, вызывая кашель. — Извини, я хотела принять ванну, — пробормотала я и закашлялась.

— Ванну? Неплохая идея, — одобрил Майкл с таким видом, если бы мне и полагалось сообщать ему о своих гигиенических затеях. — Я с тобой. Ты не против? — И чихнул.

Что ты подразумеваешь под этим? — хотела уточнить я, но не успела, потому что он уже подхватил меня на руки и, роняя по дороге сирень, поволок на шум воды, а потом ногой распахнул дверь в ванную.

— Что ты делаешь? Так нельзя! — внезапно опомнившись, панически запротестовала я и прижала рыбу к груди, только бы не испачкать ею Майкла. — Ты мой клиент! Нельзя же с клиента…

— Это мыться вдвоем в твоей ванне нельзя, а я больше не твой клиент. Поняла? — Он поставил меня на пол и чихнул как бы в подтверждение своих слов.

— Ты все равно клиент моей конторы. А ванна замечательная. Метр девяносто. Даже мой брат помещается!

— Который телевизионщик?

— Да!

— А его жена?

— Что «его жена»?

— Она вместе с ним здесь, — Майкл ткнул пальцем в воду, — помещается?

Следовало бы дать достойный ответ, но я опять закашляла.

— Слушай, — Майкл вдруг посерьезнел, — а тебе купаться можно, если ты больна? Тебе не будет хуже?

— Нет. — Над водой клубился приятный горячий пар, и я села на край ванны. — Зачем ты пришел?

— К тебе.

— Допустим. Но зачем?

— А зачем тебе рыба, Эле? Ты что, прикладываешь ее от жара ко лбу?

— Нет, Майкл Уоллер. Я ее ем. — И я действительно начала жевать лососину, откусывая понемногу. Я чувствовала безумную усталость, и от этой усталости теперь мне было все равно. — Зря ты пришел.

— В более идиотское положение меня не загоняла ни одна женщина, — хмыкнул Майкл и снял пиджак.

Он швырнул его в коридор и занялся брюками. Через полминуты они отправились за пиджаком. Потом туда же последовал галстук. Майкл занялся пуговицами рубашки, а я наблюдала за ним и доедала рыбу. Я же сплю, с полной уверенностью поняла я. Это ведь невозможно: сидеть на краю полной кипятка ванны, откусывать лососину от целого куска и созерцать, как в нашей тесной ванной комнате до нитки раздевается Майкл Уоллер, нефтяной король.

— Ну, доела? — заговорил он, несколько выводя меня из оцепенения. — Раздевайся и ныряй.

— Ты серьезно?

— Эле, ну хватит тянуть время! От тебя так потом с рыбой несет, даже всю мою сирень забило! Невозможно рядом стоять. Давай, давай, детка, поворачивайся, — торопил он, избавляя меня от халата. — Вот хорошо, вот умница.

В следующую минуту я очутилась в воде, а Майкл, вылив на губку полфлакона шампуня, перегнулся через край ванны и стал мыть меня так, как будто я была китайской вазой или какой-то другой хрупкой и страшно дорогой вещью, только не живой. Потому что живой человек очень даже мог в результате такого мытья умереть от блаженства. Или от блаженства не умирают?

— Майкл, — прошептала я, не в силах открыть глаза. — Как хорошо! Иди сюда!

— В эту грязь? Ты сама-та посмотри, вся пена черная! Ужас! Посмотри, посмотри, не стесняйся!

Я заставила себя разлепить веки, но никакой черной пены я не увидела, потому что рядом было лицо Майкла и его улыбка. Были, конечно, и его голые плечи в брызгах воды, и его руки, которые продолжали намывать меня, и еще много чего, что не увидишь, когда мужчина в одежде. И это «много чего» выглядело энергичным и обаятельным. Но для меня главным оставалась его улыбка. Я сейчас хорошо рассмотрела его губы. Губы как губы, не большие, не маленькие, не пухлые и не хлипкие, но почему из них получается такая улыбка? Я подалась вперед и лизнула их языком.

— У-у-у! — сказал Майкл. — Где твоя зубная щетка? Живая рыба! Как от кошки. — Он смешно наморщил нос, но глаза и губы продолжали улыбаться.

— Привереда, — сказала я. — Вон щетка, вон паста. Тебе надо, ты и чисть. — И показала ему зубы, как на приеме у стоматолога, краем глаза наблюдая за поведением его «достоинства», которое от боевой готовности только что не барабанило по краю ванны.

— Нет уж, ты сама. — Майкл протянул мне щетку и пасту. — А потом волосы. Я боюсь мыть твои волосы. Я никогда не видел таких длинных волос.

Я пристально смотрела ему в глаза и демонстративно энергично чистила зубы.