Маргарет Майо - Уйди из моей жизни

— Но ты сказала…

— Я помню, что говорила, — ответила Даниэлла. — Мне нравился Джон, я им восхищалась и считала его хорошей партией. Мы с ним отлично ладили, и, возможно, я должна была бы его до некоторой степени любить, но я люблю тебя. — Эти последние слова были сказаны так тихо, как будто она не хотела, чтобы Байрон их услышал.

— Тогда почему ты говорила неправду? — так же тихо спросил он.

— Полагаю, для самозащиты.

— Ты не хотела признаваться, что никогда не переставала любить меня?

— Да.

Это было самое тихое и слабое «да», которое ему когда-либо приходилось слышать, но и этого было достаточно. У Байрона из груди вырвался стон. Он повернул Даниэллу к себе лицом, радуясь, что теперь может с полным правом целовать ее.

Он почувствовал, как бешено бьется в груди сердце, как стучит кровь в висках, как поднимается в нем сильное желание. Позволит ли Элли? Или еще слишком рано для этого? Должен ли он обуздать свое желание?

Когда Байрон провел пальцами по ее сладко пахнущей коже, затем стал ласкать ее восхитительную грудь, так что у Даниэллы перехватило дыхание, он понял, что наконец-то счастлив.

Он опустил голову и долго покрывал ее грудь жадными поцелуями. Господи, это было божественно! Байрон перевел взгляд на ее лицо: глаза Даниэллы были закрыты, голова откинута назад, манящий рот приоткрыт.

И вдруг сильная боль пронзила его голову. Байрон понял, что позволил себе слишком большую нагрузку. Проклятье! И еще раз проклятье!

— Байрон? — Даниэлла все поняла, так как почти всегда чутко определяла перепады в его настроении, любую его мысль. — Твоя голова?

— Прости.

— Не извиняйся. — Она положила его голову к себе на колени и накрыла руками раненое место. Байрон чувствовал тепло ее рук — успокаивающее тепло, чувствовал, как боль постепенно уходит.

И Даниэлла поняла, что боль прошла. Она знала об этом, хотя Байрон не произнес ни слова.

Даниэлла решила, что настало подходящее время для того, чтобы наконец рассказать Байрону все. Сейчас они стали ближе друг другу, и Байрон как раз находился в хорошем настроении. Нужно рассказать, пока все не зашло слишком далеко.

— Я тоже должна тебе кое-что рассказать, — сказала Даниэлла, гладя его по голове и чувствуя под своими пальцами вновь отросшие короткие волосы. Он и без волос выглядел очень красивым, утонченным и весьма сексуальным.

— Если это что-то нехорошее, я не хочу об этом слышать, — сказал ей Байрон, поворачивая голову у нее на коленях так, чтобы видеть ее лицо.

Даниэлла глядела на него сверху вниз, и несмотря на то, что в лежачем положении он выглядел таким забавным, она не улыбнулась.

— Это касается того, почему я ушла от тебя. Мне кажется это очень важным и…

— Элли! — Он в одну секунду остановил поток ее слов, сел рядом и взял ее за руку. — Элли, с прошлым покончено. Мне хочется забросить его куда-нибудь подальше и не обсуждать. Впереди нас ждет будущее, и я надеюсь — нет, даже молюсь, — что это будущее будет счастливым и прекрасным. И, пожалуйста, не говори мне больше о прошлом.

— Но Байрон, ты не понимаешь. Я…

Но Байрон снова перебил ее своим восклицанием:

— Я не желаю больше испытывать боль и полагаю, что ты тоже этого не хочешь. Я признаю, что мы оба допустили ошибку, поэтому не мучайся угрызениями совести. Все, о чем я сейчас прошу, это о попытке начать все сначала. Разве я о многом прошу?

Даниэлла вздохнула. Он останавливал ее на каждом шагу. Все выглядело так, словно он ничего не хотел знать. А ведь для нее было так важно, чтобы Байрон узнал! Значит, нужно подождать еще. Возможно, она выбрала не самый подходящий для такого разговора момент.

В конце недели Даниэлла поехала на кладбище, которое посещала очень часто. Байрону она сказала, что едет в Бирмингем, и он тут же захотел сопровождать ее, как иногда это делал раньше. Но Даниэлла выкрутилась, сославшись на то, что ей нужно обсудить с Мелиссой много деловых вопросов, которые Байрону будут прочно скучны.

Она любовно поливала нежно-розовую садовую гвоздику на могиле Люси и рассказывала ей о ее папочке, о том, что с ним произошел несчастный случай и что с того самого момента он живет с ней.

Когда Даниэлла возвратилась домой, Байрона еще не было. На этот раз она была даже рада этому, так как после посещения кладбища всегда печалилась и грустила.

Байрон ни на секунду не поверил, что Даниэлла собиралась встретиться с Мелиссой. Он не знал, почему так подумал, — какое-то внутреннее чутье подсказывало ему. Он хотел узнать тайну и поэтому последовал за Даниэллой. Когда он увидел, где она выходит, то спросил себя, почему Даниэлла не сказала, что собирается навестить могилу Джона. Он бы все понял, ведь для Даниэллы ходить на кладбище к Джону — самая естественная вещь на свете.

Издалека он наблюдал, как Даниэлла опустилась у могилы на колени и поставила в вазу свежие цветы. Он видел, как она склонила голову как в молитве, a затем поднялась и ушла. Байрона она не видела и вряд ли увидела бы, даже если бы он стоял рядом.

Даниэлла была погружена в себя и выглядела при этом очень печальной. Байрону никогда еще не приходилось видеть ее такой, как сейчас. Неужели она лгала, когда говорила, что никогда не любила Джона? Это было сказано для того, чтобы пощадить его чувства? Эта мысль Байрону совсем не понравилась.

Не в состоянии успокоиться, он решил взглянуть на надгробный камень. То, что он там прочитал, потрясло его до глубины души. Это была могила не мужчины, как он думал, а ребенка — крохотная могилка ребенка! Даты жизни и смерти там не было, и не было ничего, кроме трех слов: «Люси, драгоценное дитя».

У Даниэллы с Джоном был ребенок! Тогда как его собственный так и не родился! Это дитя пришло в мир, но…

Байрон быстро вернулся домой. Даниэлла была уже там. Она все еще выглядела печальной. Вряд ли он сможет дождаться подходящего момента, чтобы расспросить ее обо всем. Он считал, что должен прямо сейчас рассказать ей о том, что узнал. Он ведь может ее утешить и, начиная с этого момента, всегда будет поддерживать. Такой груз нельзя нести в одиночку.

— Даниэлла, я надеюсь, ты простишь меня за то, что я последовал за тобой на кладбище. Знаешь, я не поверил, что ты собралась к себе в магазин.

Вся кровь отлила от ее лица, и она как подкошенная рухнула на кухонный табурет.

— Мне известно о твоем ребенке. Почему ты мне о нем не рассказывала?

Она долго-долго смотрела на него, борясь со слезами, но не выдержала — слезы хлынули из глаз и потекли по щекам.

— Я пыталась, Байрон. На днях я хотела рассказать тебе, но ты отказался меня выслушать.

Байрон нахмурился, пытаясь припомнить тот разговор. Но ведь тогда он отказался слушать о причине их разрыва, и только!