Берта Эллвуд - Взрослая девочка

Она может погостить немного у Маршалей, а потом сесть на красивый белый теплоход и уплыть куда угодно… В гости к кому-то еще. Или просто в теплые страны. Что будет дальше, думать не хотелось.

Одри разыскала телефонную будку, открыла записную книжку и набрала номер Маршалей.

— Эви? Привет, это Одри Дюшансе.

Эвелин обрадовалась. Эвелин подтвердила, что с нетерпением ждет Одри в гости. Одри вздохнула с облегчением — теперь она знала, куда едет.

Она оставила сумку в камере хранения и разыскала расписание поездов. После этого направилась к кассам и купила билет на ближайший поезд до Марселя. До него оставалось еще несколько часов. Но ничего. Она подождет.

Одри решила скоротать время в ближайшем книжном магазине. Она надеялась, что хорошая книга хотя бы немного скрасит ее тяжкие раздумья в пути.

Она нашла отдел поэзии и потянула с полки томик Шарля Бодлера. Перелистывая страницы и пробегая взглядом по знакомым строчкам, она с трудом сдержала слезы. Нет, слова о любви слишком больно ранят ее. Никакой любви. Отныне — никакой любви.

Слишком больно, слишком страшно, несправедливо и жестоко… Никогда она не простит Жюльену этого предательства. Никогда больше не впустит его в свое сердце. Даже имя его забудет. И вряд ли сумеет полюбить кого-то еще раз…

Одри заметила, что всхлипывает так громко, что на нее оборачиваются. Она прошла в другой отдел. Пусть время в пути скрасит классика французской прозы.

Стендаль. Она всегда любила «Красное и черное»… Почему бы не перечитать? Одри открыла книгу наугад и чуть не вскрикнула. Как она могла забыть, что главного героя романа зовут Жюльен? Нет, теперь она еще не скоро сможет слышать это имя без муки сердечной.

Любая книга, которую брала в руки Одри, говорила о любви, ревности, измене. Даже детский комикс повествовал о сердечной привязанности друг к другу двух бульдожек.

А ведь я не могу уехать надолго, напомнила себе Одри, выходя из книжного магазина с пустыми руками. Что будет с моими собаками и котом? Не могу же я оставить моих любимцев. Придется вернуться, хотя бы для того, чтобы перевезти их на новое место.

И дом… Она успела полюбить этот дом. Теперь ей было жалко его оставлять.

Одри помнила, как жила там давным-давно с мамой Софи. Как любила сидеть на маленьком стульчике в маминой мастерской, наблюдая, как та работает. Ей сейчас очень не хватало мамы, в чем было больно признаться себе самой. Она вспомнила, что ей было немного страшно возвращаться в их старый дом годы спустя. Не хотелось оказаться в плену воспоминаний.

Но после того как сделали ремонт, дом очень изменился. Он вновь ожил и засверкал новыми красками. Ей было уютно там с ее животными и совершенно не хотелось терять это пристанище.

Одри мечтала о том, как они поселятся там вместе с Жюльеном, рабочие даже начали переоборудовать одну из комнат под его рабочий кабинет. А еще одна комната — просторная, светлая, в которой сейчас спальня для гостей, — со временем должна была превратиться в детскую. Они собирались жить то в ее доме, то в его лионской квартире…

Стоп. Никаких больше мыслей о Жюльене.

Сейчас она возьмет тайм-аут. Неделю погостит у Эвелин, немного придет в себя. Но потом придется возвращаться домой. Отвечать на вопросы Мари, объясняться с Жюльеном. Может быть, потом она уедет навсегда. Но это будет потом. Как все это тяжело! Думать об этом не хотелось.

Одри побродила еще немного, скользя равнодушным взглядом по витринам магазинов, посидела в кафе, глотая кофе и не чувствуя его вкуса. Теперь ей был знаком только один вкус — вкус слез.

Наконец, посмотрев на часы, она решила, что пора возвращаться на вокзал. Марсельский поезд наверняка скоро подадут на перрон.

Жюльен многократно обошел весь вокзал и его окрестности. И начал терять надежду. Каждые пятнадцать минут он перезванивал Одри домой, но Мари и Паскаль по очереди отвечали одно: «Нет, мсье. Увы, мсье. Не возвращалась. Не звонила».

Он решил совершить последний обход и ехать на виллу, ждать Одри там. Итак, посмотрим еще раз. В камере хранения. В зале ожидания. У касс. У телефонных автоматов. В кафе. У расписания поездов.

— Уважаемые пассажиры! До отправления поезда «Париж-Марсель» осталось пять минут. Желаем вам счастливого пути.

Приятный голос женщины-диктора заставил Жюльена вздрогнуть, остановиться и хлопнуть себя по лбу. Марсель! Как он сразу об этом не подумал…

Он вспомнил улыбающиеся лица Эвелин, Жерара и мсье Маршаля. И приглашения приезжать в гости в любой момент…

Жюльен со всех ног бросился к нужной платформе и побежал вдоль состава, заглядывая в каждый вагон, ища взглядом белую кофточку, расталкивая провожающих и едва успевая извиняться перед теми, кого нечаянно пихнул.

Одри нашла нужный вагон, прошла в купе и села у окна. Ну вот и все. Пять минут — и перрон поплывет, сначала медленно, затем быстрее, пока не пропадет из виду и его не сменят бешено несущиеся назад, в Париж, деревья.

Прощай, Жюльен. Прощай, любовь.

Одри наблюдала, как люди на платформе обнимались, прощались. Кто-то плакал перед расставанием, кто-то сиял в радостном предчувствии дороги и новых впечатлений. Вот молодая пара обнимается, целуется и никак не может расстаться. Вот девочка с куклой теребит маму за руку и спрашивает, скоро ли тетя Люд-вин приедет к ним опять. Вот Жюльен пробежал мимо окна с растрепанными волосами и бледным лицом.

Что? Жюльен?!

Жюль метался по перрону, чувствуя, что времени найти Одри у него остается все меньше и меньше. Он промчался мимо очередного вагона, но что-то заставило его обернуться и посмотреть внимательнее.

Так и есть. За одним из стекол сидела заплаканная Одри и с отрешенным видом глядела прямо на него.

Никакой белой кофточки на ней не было. Одри была в голубом платье. Как он не сообразил, что она заезжала домой и успела переодеться?

Жюльен вернулся и устремился в двери нужного вагона.

— Молодой человек, вы — пассажир или провожающий? — попыталась остановить его миловидная барышня-проводница. — Поезд отправляется.

— Простите, мадмуазель, — отмахнулся Жюльен, пробираясь мимо проводницы, и крикнул: — Одри! Где ты, Одри?

Одри услышала его зов, но вжалась в сиденье. Больше всего на свете ей хотелось побежать навстречу Жюлю. Но гордость, уязвленная гордость велела сидеть на месте, как строгая воспитательница, не пускающая ребенка гулять по лужам. Нет уж, пусть убирается.

Жюльен бежал по вагону, заглядывая по очереди в каждое купе, пока не добрался до того, в котором сидела Одри.

— Милая, я потом тебе все объясню. Давай скорее твою сумку, пойдем, пока поезд не тронулся.

Одри презрительно поджала губы, отвернулась к окну и процедила: