Кэтрин Полански - Когда распускаются розы

Фиона не любила пену, а предпочитала ванну с отваром из трав. Поэтому Колин прекрасно видел ее нежную перламутровую кожу, длинные, стройные ноги, соблазнительные изгибы ее бедер и груди. И ее живот.

Заметив намечающийся животик, он почувствовал, что сердце у него взволнованно забилось.

— Привет, — сказала она, словно принимать посторонних мужчин, лежа в ванне, было для нее в порядке вещей.

Однако теперь-то Колин хорошо ее знал. Непредсказуемое, казавшееся порой нелогичным поведение, поспешные, бестолковые поступки и неожиданные ответы были ее способом защиты от окружающего мира. Колин подумал, что больше не клюнет на эти уловки. Он прекрасно слышал неуверенность, сквозившую в ее голосе, видел в беспомощном взгляде карих глаз бурю эмоций, которая одолевала Фиону. Боль. Тоску. Любовь.

И как он раньше не замечал этой любви?

— Здесь так чудесно пахнет, — пробормотал он, чтобы для начала что-то сказать.

— Знаю. Этот рецепт я сама изобрела. — Она улыбнулась. — Расслабляющая ванна, чтобы избавиться от всех забот, которые гнетут сердце. Здесь немного лаванды, розы, майоран, мята и кое-какие компоненты, которые я держу в секрете. Эту тайну я никому не раскрою.

С этими словами она окинула Колина своим ясным, мягким, нежным взглядом и глубоко вздохнула.

— Кроме тебя, Колин. Тебе я расскажу об этом. Еще я добавила сюда немного ландышей и жасмина. Такая вот у меня тайна.

— Ага, — задумчиво произнес он и снял вначале правый ботинок, а потом левый.

Вскоре он уже стягивал через голову черный вязаный свитер.

— Мне ужасно нравится твой животик, — честно признался он.

Она посмотрела вниз:

— Да, в последнее время я пила слишком много молочных коктейлей.

— Я не верю, что это от коктейлей, — погрозил он пальцем.

— Нет? — Фиона коротко вздохнула, когда Колин снял брюки и шагнул к ванне. — Если ты залезешь сюда, то потом будешь пахнуть цветами, как летняя клумба.

— Я бы испугался этого, если бы был тряпкой и размазней. Но, видишь ли, я крепкий орешек. Настоящий мужчина. А настоящие мужчины всегда поступают так, как нужно. Так что я не боюсь пахнуть цветами. Супергерои этого не боятся.

Собачки испуганно шарахнулись в сторону и выбежали в коридор, когда Колин залез в ванну. Вода перелилась через край и плеснула на пол. Фиона не обратила на это ровно никакого внимания. Она смотрела только на Колина.

— Ты что, не мог принять ванну дома? — осведомилась она.

— Видишь ли, это большая проблема, — задумчиво сказал он. — Мне понадобилась уйма времени. Не для того, чтобы принять ванну, а для того, чтобы понять, что мой дом находится здесь.

Несколько минут оба молчали. Колин протянул под водой руку и нащупал ладонь Фионы. Теперь они лежали, держась за руки.

— А я-то всегда считала, что тебе не нужен дом, Колин Макбрайт! — заметила она.

— Не помню, рассказывал ли я тебе что-нибудь о моем отце. — Настало время рассказать ей это. Пусть между ними больше не будет никаких недомолвок. Никогда. — Я очень любил его. Он был неплохим человеком, но вся его жизнь была основана на накоплении богатства. Вещи владели им, а не он ими. Он никогда не бывал дома. Для нас у него никогда не было времени.

— Мне очень жаль…

— Не нужно меня жалеть. Я просто хочу, чтобы ты поняла, каким образом я превратился в такого вот бродягу. Я не хотел, чтобы со мной случилось то же самое, что и с моим отцом. Мне всегда были интересны люди, а не вещи, понимаешь? — Колин заглянул Фионе в глаза. В ее чудесные глаза с золотыми искорками. — Поэтому я всегда стремился к свободе от вещей. А потом я встретил тебя. А потом потерял. И тогда мне стало ясно, что, по сути, я действовал так же, как отец: возводил барьеры между мной и человеком, которого люблю, с которым хочу быть. Который нужен мне, как никто другой.

Зазвонил телефон. Ни Колин, ни Фиона даже бровью не повели. Что поделать, в этом доме телефоны звонили без умолку. И они вполне могли подождать.

— Я уволился из «Веллнесс», переехал в Штаты и купил коттедж в паре часов езды от дома моих дочерей, — продолжал Колин. — Я несколько раз с ними виделся. Все это время я не переставал размышлять о том, что должен в корне поменять всю свою жизнь. Я скопил достаточно денег для того, чтобы купить себе участок земли, например, большое розовое поле. Это было бы настоящее приключение, в некотором роде вызов. Конечно, летом придется тяжело работать, но зато зимой у нас будет много свободного времени для путешествий. Вдвоем мы могли бы объездить много интересных мест. Конечно, нам придется найти кого-нибудь, кто сможет присмотреть за твоими песиками в наше отсутствие. И, знаешь, такая жизнь нам понравилась бы, я совершенно в этом уверен. Это может понравиться только тем людям, которые действительно любят и ценят землю и не боятся пачкать в ней руки.

— Так, значит, ты приехал исключительно из-за розовых кустов? — робко спросила Фиона.

— Нет.

Колин увидел, как неуверенность постепенно исчезает из взгляда Фионы.

— Знаешь, Колин, раньше ты очень убедительно рассказывал о том, что просто не хочешь нигде обосновываться, привязывать себя к конкретному месту…

— Я действительно не хочу себя привязывать к какому-то месту, — решительно сказал он. — Я просто хочу жить с тобой и любить тебя. Хочу остаться с тобой навсегда. Мне больше ничего на свете не нужно, только быть с тобой рядом. Вообще-то я хотел сказать, с вами двоими, а может быть, троими, или четверыми, или пятерыми — если вдруг по какой-то причине наша семья будет еще больше.

Фиона снова замолкла.

— Тебе позвонила Стейси? — спросила она.

Он не дал ей прямого ответа, потому что в данный момент речь шла не о ее сестре и не о том, что она сказала. Речь шла лишь о них двоих. Он крепко сжал ладони Фионы:

— Думаю, что для женщины не лучший вариант выйти замуж за мужчину, у которого уже есть взрослые дети… по крайней мере до того, как она познакомится с этими детьми. Я убежден в том, что вы с ними отлично поладите, но имей в виду, они еще подростки. Это значит, что их любимое занятие — придумывать всевозможные способы испортить взрослым жизнь. Сам я всегда любил детей. Милых, послушных, тяжелых, несносных — совершенно все равно. Я бы с удовольствием завел еще парочку.

— Макбрайт, раньше ты говорил совсем другие вещи. — Ее голос дрогнул.

— Я знаю, знаю. Но я не обманывал тебя, поверь. — Колин старался говорить как можно мягче. В конце концов, это самый важный разговор в его жизни. В их жизни. — Я просто хотел, чтобы ты поняла, что я люблю тебя только ради тебя самой. Что мне важна именно ты, а не твоя способность или неспособность иметь детей. Прежде всего, я люблю тебя. С детьми или без детей.

На глаза у Фионы навернулись слезы, она хотела было что-то сказать, однако он не дал ей вставить ни слова и продолжал: