Джулия Тиммон - Объяснение без слов

— А как у вас… с Уилфредом? — внезапно спрашивает он, вопрошающе заглядывая мне в глаза и как будто не зная, стоит ли притворяться несерьезным.

— Гм… — Совсем теряюсь. Случись со мной подобная история пару лет назад, когда я умела радоваться тому, что имею, я без раздумий заявила бы, что у нас с Уилфредом все отлично. Но сегодня я в этом вовсе не уверена, поэтому медлю с ответом. — Все… хорошо.

Виктор сильнее прищуривается. У меня возникает чувство, что мои слова взволновали его и обрадовали.

— Хорошо? — переспрашивает он.

Пожимаю плечами и перевожу взгляд на окна маминого дома. На них те же занавески, которые висели здесь еще во времена моей юности. В отношении домашней обстановки мама довольно консервативна, что меня радует. Приезжаешь домой, устав от неспокойной взрослой жизни, а тут все, как было в детстве, и охватывает успокоительное чувство: хоть что-то на земле незыблемое и настоящее.

— Почему мне кажется, что тебя не все устраивает? — после минутного молчания спрашивает Виктор.

Ловлю себя на том, что с удовольствием села бы к нему в машину, поехала бы с ним куда угодно и всю дорогу рассказывала бы ему и рассказывала о своих печалях и опасениях. Бесшумно вздыхаю.

Виктор, еще сильнее волнуясь, берет меня за руку.

— Может, как-нибудь поужинаем вместе, а? — торопливо, будто ужасно боясь отказа, произносит он.

Я в испуге округляю глаза и медленно качаю головой.

— Тогда встретимся во время ланча? — тотчас поправляется Виктор. — При свете дня позволительно общаться с кем угодно. С подругами, преподавателями, бывшими одноклассниками… — Все это время он не спускает с меня глаз, будто знает, что рано или поздно ответ, который ему хочется услышать, промелькнет в моем взгляде.

Сглатываю, убирая руку из его руки. Со стороны мы, наверное, смотримся, как выясняющие отношения влюбленные. Господи!

— Не знаю… — само собой слетает с моих губ.

— Запиши мой телефон, — просит Виктор. — Или дай мне свой.

Представляю себе, что он позвонит мне, когда мы с Уилом будем на скорую руку готовить ужин или в обнимку сидеть в гостиной, и делается не по себе. Нет, мой любимый отнюдь не ревнив. Но я, не исключено, так покраснею и растеряюсь, что заставлю его заподозрить неладное.

Быстро качаю головой.

— Лучше ты дай мне свой. Я… сама позвоню.

— Обещаешь? — с обескураживающей пытливостью всматриваясь в мои глаза, спрашивает Виктор.

Медленно киваю.

Мама ждет меня на кухне с журналом в руках, в который даже не смотрит. Ее мечтательный взгляд прикован к окну, а за ним зеленеет девственно весенний сад.

— О чем задумалась? — негромко спрашиваю я, приостанавливаясь на пороге.

Мама вздрагивает и смотрит на меня с матерински ласковой улыбкой.

— Обо всех вас… и о малыше. Только представь себе… — Она указывает на сад рукой и, кажется, возвращается в ту нарисованную воображением картинку, которую я разрушила своим появлением. — Смотрю на деревья за окном и так и вижу топающего по траве карапуза с карими, как у Лауры, любопытными глазами.

— Н-да…

Мама смотрит на меня с неожиданной мольбой и какое-то время молчит в нерешительности. Догадываясь, о чем ее мысли, внутренне напрягаюсь.

— А ведь верно говорит Лаура… — чуть заискивающим, чуть капризным тоном начинает мама, — и вам с Уилфредом уже можно было бы…

Нет, я этого не вынесу!

— Мам! — восклицаю неожиданно громко.

Мама удивленно округляет глаза.

— Что?

— А… гм… — Суматошно придумываю, о чем бы у нее спросить, чтобы сменить тему. — Вы долго встречались с папой? Ну, до свадьбы?

Мама пожимает полными плечами.

— Семь месяцев.

— Ровно семь? — не знаю зачем, уточняю я.

— Полгода и двадцать два дня, — говорит мама.

— Ты так точно запомнила?

— Сначала я ничего не запоминала. Но потом, уже после свадьбы, мы взяли календарь и все высчитали. Цифры на всю жизнь врезались в мою память. — Мама разводит руками. — Все просто.

— А тебя не смущало, что он тебе в отцы годится? — в сотый раз спрашиваю я.

— Папа всегда следил за собой. На свидания приезжал с иголочки, к тому же не пил, не курил, занимался спортом… — Мамины светло-серые глаза искрятся. Порой мне досадно, что я не унаследовала ее цвет глаз. Мы с Лаурой обе в отца темненькие. — Бывало, вхожу я в зал кафе или ресторана, — продолжает мама таким тоном, будто мы затронули эту тему впервые в жизни, — папа поднимается из-за столика и идет мне навстречу. Статный, высокий, галантный… Многие молодые ему в подметки не годились. К тому же меня покоряла его всесторонняя развитость и любознательность. Заведи с ним разговор на любую тему — он его искусно поддержит! — Она качает головой. — Нет, меня никогда особенно не смущала наша разница в возрасте.

— А как он сделал тебе предложение? — вдруг спрашиваю я, поневоле возвращаясь к наболевшему.

— О-о! — Мама кокетливо приподнимает подбородок и поправляет седые кудри. — О том, как папа предложил мне руку и сердце, впору снять романтический фильм. Это случилось в доме моих родителей, под Рождество… Они с самого утра морочили мне голову: мама без конца поручала мне бессмысленные задания, отправляла за покупками, в сапожную мастерскую, к родственникам. А ваш папа тем временем усыпал пол в моей небольшой комнатке лепестками роз и расставлял по всем полкам и столикам белые свечи на резных, будто вырезанных из кружева, подставочках… Я вообще не знала, что он в городе. Ему нужно было уехать к больной тетке во Флориду, у которой как раз собралась вся их родня. К тетке он поехал на следующий день, а Рождество мы провели вместе, уже как жених и невеста…

— Ты никогда-никогда не жалела потом, что приняла его предложение? — шепотом спрашиваю я, глядя на свои руки, чтобы мама не видела стоящих в моих глазах слез.

Она вздыхает.

— Даже не знаю… Сказать, что жизнь у нас была, как у Христа за пазухой, конечно, нельзя. Но это нормально, иначе не бывает. Конечно, мы с папой иной раз ссорились, однажды даже расставались…

— Серьезно? — удивляюсь я.

Мама смеется снисходительно добродушным смехом. Я понимаю ее. Я для нее совсем зеленая и глупая, а она прожила целую жизнь, вырастила двух дочерей, похоронила мужа. Теперь вот готовится стать бабушкой.

— Тебя еще не было, — говорит она, — а Лауре только-только исполнилось два года — она ничего не помнит.

— Расставались?.. — недоуменно повторяю я.

— На два месяца, — спокойно говорит мама. — Я жила у родителей, папа с головой окунулся в работу. А потом явился к нам и заявил: без вас я отсюда не уйду! — Она довольно улыбается, потом слегка грустнеет. — И разница в возрасте периодами давала о себе знать, и не во всем мы друг друга понимали… — Она взмахивает рукой. — Да и много разного другого приключалось. Но папа все время меня баловал, как… дочку, малого ребенка. Мне нередко казалось, что мы все трое — его дети. — Снова смеется. — А в целом… все сложилось так, как должно было. И… нет, я ни о чем не жалею.