Дикси Браунинг - Поздняя луна

— Сайлас, я думаю, ты должен кое-что обо мне узнать. — Несмотря ни на что, она чувствовала, что не может избавиться от груза вины и бессилия, с которыми оставил ее Пол.

— Я знаю о тебе самое важное, любимая, — прошептал он, медленно опуская бретельки комбинации с ее плеч. — Я знаю, что ты значишь для меня. Мне неважно, откуда ты, какой была твоя жизнь до этого. Рейни, я сделаю тебя счастливой — только дай мне шанс.

Она стояла в лифчике и трусиках, и все, о чем она так мечтала, было теперь в ее руках. Но есть ли шанс? Мог ли доктор ошибиться? Мог ли Пол ошибиться? Ее бесплодие объяснялось физическим строением, но какая же женщина может быть чувственной и пылкой, если ей постоянно твердят, что она не женщина, что она пустышка, не нужная ни одному мужчине?

Сайлас коснулся языком жилки, бешено бившейся на ее шее. Она прочла как-то, что фригидных женщин нет, есть неумелые любовники. Сайлас заставлял ее поверить в это.

— Почему ты такая грустная, милая? Разве ты не знаешь, что занятия любовью должны доставлять радость! Посмотрим, смогу ли я заставить тебя улыбнуться.

Рейн утопала в золотом сиянии, струившемся из его глаз, а он снял с нее лифчик, поймав полукружья ее грудей в свои ладони. Она услышала, как у него перехватило дыхание.

— Я знал, что ты совершенна.

— Это правда, Сайлас?

— Даю тебе слово, ненаглядная Рейни. Если бы ты была еще более совершенна, я бы не выдержал этого. — Он улыбнулся такой неповторимой своей улыбкой и перенес эту улыбку на ее губы в поцелуе, который начался так нежно и все никак не мог кончиться. Оторвавшись от ее губ и прерывисто дыша, Сайлас снял ботинки и брюки, и Рейн не могла отвести глаз от его красивого мускулистого и худощавого тела. Темно-золотистая дорожка спускалась с широкой груди на плоский живот и дальше, вниз. Она конвульсивно глотнула, почувствовав, что изнутри ее обдало жаром.

Сайлас поднял ее, отнес на свою постель и тщательно расправил простыни. Рейн всей спиной, всеми своими нервными окончаниями ощущала грубую хлопчатобумажную ткань.

Повернувшись к Сайласу, она положила руки ему на грудь, невольно желая остановить его, и кончики ее пальцев коснулись пары крохотных твердых, как железо, бугорков, запрятанных в темных завитках волос.

— Господи, милая, твои прикосновения подобны молнии, — простонал он. Притянув ее к себе, он прижал ее руки к своей груди, и она почувствовала натиск его твердого тела и податливую мягкость своего.

Он взял ее руку.

— Дотронься до меня, ненаглядная моя, ты не представляешь, как хочу я твоего прикосновения. — Он повел ее руку в захватывающее путешествие, после которого у нее не осталось никакого сомнения в том, как она на него действует. Она чувствовала каждый удар его сердца.

Возбуждение Рейн достигло такой степени, что временами она то теряла сознание, то вновь приходила в себя. Она смутно различала неяркое солнце, смотревшее в высокие окна рядом с кроватью. Оно блестело на гибких мышцах спины Сайласа, который нагнулся над ней, покрывая ее тело дорожкой медленных легких поцелуев, перенося их с одной маленькой трепещущей груди на другую, а потом неспешно спускаясь все ниже и ниже. Его руки охватили ее колени, а пробивающаяся на лице щетина невероятно возбуждала ее, касаясь живота.

Сейчас. Если она собирается сказать ему, она должна сделать это сейчас, пока еще не поздно. Она инстинктивно чувствовала, что Сайлас принадлежит не к тому типу мужчин, которые легко относятся к женщинам. Если она значит что-то для него… если он любит ее, то он должен знать, что она никогда не сможет подарить ему детей.

Когда Сайлас почувствовал, что больше не выдержит, он взглянул на ее лицо. Ее глаза были закрыты, легкая морщинка пролегла между бровей. Ресницы спокойно лежали на щеках, как невероятно хрупкие шелковые веера, — она напомнила ему почему-то вдруг сказочную Спящую Красавицу, которую Прекрасный Принц должен разбудить поцелуем.

Раздражение Сайласа разгоралось из пламени все более всепоглощающего чувства. Господи, она ведь уже была замужем — почему же у него такое чувство, будто он первый! Он мог поклясться, что она хочет этого так же, как он, но что-то ее сдерживает.

— Ты предохраняешься? — прямо спросил он.

Рейн поняла не сразу и горько улыбнулась.

— В этом нет необходимости, — прошептала она. — Сайлас, пожалуйста, не разочаруйся во мне, если я… я не смогу ответить.

Так вот в чем дело! Тихо выругавшись, он поднялся и сел на край кровати, подперев голову кулаками.

— Господи, женщина, что же ты делаешь со мной?

Потрясенная, она перекатилась на живот и уткнулась лицом в его подушку, ощущая даже запах его мыла, даже слабый горьковатый запах его тела. Она не хотела прекращать это. Она хотела только предупредить его.

— Давай поговорим. — Хотя ее голос звучал глухо из-за простыни, которую она натянула до самого подбородка, он ее услышал.

— Поговорим! — взорвался он. — Послушайте-ка, леди. Вы чертовски неудачно выбрали для этого время.

Полностью позабыв о том, что она раздета, Рейн перевернулась, умоляюще глядя на него мокрыми от слез глазами.

— Пожалуйста!

Он поднялся и пересек комнату, чтобы открыть новую пачку сигарет и засунуть одну из них в рот. Он высек огонек только после нескольких судорожных попыток. В коротких вспышках она увидела новое, напряженное выражение на его обветренном лице, когда он повернулся в ее сторону. Нисколько не беспокоясь о том, что не одет, он выпустил струю дыма.

— Говори, — приказал он.

Рейн села, натянув на бедра уголок светло-коричневой хлопчатобумажной простыни. Глаза его, не отрываясь, смотрели на нее, и она обнаружила, что руки ее постепенно скрещиваются на груди. Она продолжала молча смотреть на него, стараясь найти хотя бы признак нежного, заботливого мужчины, которого полюбила.

— Ну, давай же. Чего ждешь? Я весь внимание.

Так она не могла. Сдавленно всхлипнув, она вскочила и бросилась к двери, вспомнив о скомканной одежде только перед дверью в кухню. С достоинством, взращенным долгими годами тренировки, она повернулась и собрала свои вещи, не забыв даже натянуть еще влажную комбинацию, пока Сайлас прожигал взглядом ее спину. Если она с кем-нибудь столкнется, прежде чем вернется в комнату, она просто объяснит, что попала в бурю.

Но буря в ней самой не утихала. Где-то на другой стороне дома Сайлас, наверное, ругает ее на чем свет стоит. Она не могла его обвинять. Она неправильно взялась за это с самого начала, если вообще можно взяться за такую вещь, как любовь. После первого же легкого поцелуя нужно было выложить все карты на стол, но откуда же ей было знать? Она могла тогда поспорить, что есть только один шанс против десяти миллионов, что она снова влюбится. И, конечно же, не так скоро. И не в такого человека, как Сайлас Флинт.