Фрида Митчелл - Неосторожный шаг

— Не думаю…

— Поезжай, Бетти! Тебе будет хорошо! — воскликнула Джулия. — Я доставила тебе столько хлопот за последние полторы недели. Тебе нужно отвлечься перед отъездом в Штаты, ты ведь знаешь это.

— Я и так отдыхаю. — Вымученная улыбка Элизабет почти перекосила ее лицо. — Я просто наслаждаюсь, проводя здесь время…

— А вечером вы тем более получите массу удовольствия. — В тоне Филиппа проскользнула саркастическая нотка, что не укрылось от Элизабет, и когда она подняла на него глаза, то увидела в его взгляде откровенный вызов. Он смеет приглашать ее с собой? Предлагает провести с ним вечер!

— Если Элизабет не хочет… — Мирей постаралась, чтобы ее голос прозвучал с оттенком легкого сожаления, и это лицемерие, более чем что-либо еще, заставило Элизабет обронить слова, которые она ни за что не произнесла бы минуту назад:

— Я очень хотела бы прийти, Мирей, — сказала она четко, вскинув голову. — Конечно, если это не доставит вам неудобств.

— Нет, нет. Как я сказала, прием неофициальный. — Губы Мирей, произносившие эти полные неискренности слова, внезапно сжались в тонкую упрямую линию, и едва заметная улыбка удовлетворения искривила на секунду великолепно очерченный рот Филиппа.

Какую игру он затеял? Она с подозрением посмотрела на него в тот момент, когда Мирей и ее мать усаживались в свой маленький шикарный автомобиль. Вообразил ли он, что заставляет двух женщин сражаться за право быть с ним? Или во всем этом был какой-то иной смысл? Может быть, размолвка с Мирей? Или он намеревался подчинить рыжеволосую своей воле?

Она все душой сожалела о своем согласии ехать, но когда в следующий момент рыжая голова Мирей высунулась из переднего окна машины, чтобы сообщить время начала вечеринки, она не объявила, что меняет решение. Машина, взревев мотором, умчалась прочь, вместе с ней исчезла и возможность отказаться от затеи, которая могла иметь для нее непредсказуемые последствия.

— Ты выглядишь великолепно, Элизабет. — Джулия издала вздох удовлетворения. Она лежала на кровати, наблюдая, как сестра добавляет последние штрихи к своему макияжу. — Пожалуйста, иди и развлекайся, не беспокоясь обо мне. Мне здесь очень хорошо.

— Тебе было не особенно хорошо сегодня, когда я вернулась перед обедом, — мягко пожурила сестру Элизабет, вглядываясь в ее бледное лицо. — Я всегда знаю, когда ты плачешь.

— Я собираюсь плакать? В самом деле? — В голосе Джулии не было и следа жалости к себе, а скорее слышалось понимание того, что нужно преодолеть постигшее ее горе. Так, как в этот раз, она еще не говорила. — Я любила Патрика, Бетти, и всегда буду любить его. Но это не значит, что жизнь должна остановиться. Я хочу, чтобы ты вечером уехала и прекрасно провела время с Филиппом.

Прекрасно провела время? Элизабет не стала повторять слова, так как не хотела удивить сестру тем презрением, которое неизбежно бы прозвучало в ее тоне. Она не думала, что время будет проведено прекрасно, и ожидала нечто совершенно противоположное. А виновник подобных мыслей в данный момент ждал ее внизу.

— Значит, ты считаешь, что платье подойдет? — спросила она, вновь повернувшись к зеркалу и бросив последний взгляд на свое отраженние. Она выбрала простое, но изысканное шелковое платье без рукавов цвета темного вина, которое купила за несколько недель до этого в Америке. Что-то побудило ее бросить платье в чемо-дан в последний момент перед тем, как уехать в Англию. Все смешалось в тот день, когда раздался ужасный телефонный звонок и обезумевшая от горя Джулия сообщила ей сквозь истерические рыдания о гибели Патрика.

Элизабет собрала волосы в высокий свободный узел на затылке, позволив нескольким золотистым прядям ниспадать ей на шею, чуть тронула веки фиолетово-синим, чтобы подчеркнуть необычный цвет своих глаз и медовую чистоту кожи вокруг них. Маленькие блестки сережек в мочках ушей и туфли на высоких каблуках в тон платью дополнили ансамбль. И теперь, оценивая свое отражение в зеркале, молодая женщина была довольна тем холодным, светским и недоступным образом, который оно являло.

И такой она собирается быть этим вечером, решительно сказала она себе. Холодной и непременно, непременно недоступной!

— Давай иди и порази их, Бетти. — Джулия ободряюще улыбалась. Прошло много времени — более трех лет — с тех пор, как она в последний раз видела свою сестру готовой идти на свидание. И, неожиданно вспомнив про Джона Макафи, Джулия помрачнела.

— Уж не знаю, как сумею их поразить. — Элизабет обняла сестру и решительно распрямила плечи, словно готовясь к бою. Да, собственно, так она себя и чувствовала. Напряжение в мышцах, быстрое сердцебиение — все говорило о том, что она оказалась в ситуации, вызывающей у нее и страх, и неприязнь по отношению к окружающим ее чужим людям. Чувственное возбуждение исчезло. Так же, как и влечение к Филиппу де Сернэ. Он теперь соединял в себе все, что она презирала в мужчинах.

Филипп наблюдал за каждым ее шагом, когда она спускалась по лестнице. Элизабет нарочно смотрела прямо перед собой, пока не достигла подножия винтовой лестницы, где она повернулась к нему лицом в первый раз.

Он выглядел великолепно! Никогда прежде Элизабет не видела мужчину, фигуру которого вечерний костюм облегал бы с таким изяществом. Его черные как смоль волнистые волосы были тщательно уложены, а кожа казалась скульптурной бронзой на фоне белой как снег рубашки. Но карие глаза были все те же: лукавые и насмешливые, осведомленные о каждой мысли в ее голове — или так казалось ее воспаленному воображению.

— Элизабет, вы очень красивы. — Его голос с чувственным акцентом был словно жидкий огонь, обжигающий ее натянутые нервы, но она успела скрыть под вымученной улыбкой свое волнение. Ее существо вновь перестало подчиняться разуму, как это уже было однажды у бассейна, когда он стоял перед ней почти голый, с блестящими капельками воды на коже и просто ошеломлял своей мужской притягательностью. Единственный способ прожить достойно предстоящий вечер состоял в том, чтобы во всем ему противостоять.

— Спасибо. — Она взглянула на маленькие золотые часы на своем запястье и проговорила не поднимая глаз: — Вы и сами выглядите довольно прилично.

— Довольно прилично? — Темные глаза засветились лукавой усмешкой. — Очень по-английски, не так ли? Это ваше «довольно прилично».

— Я и есть англичанка, — напомнила она сухо и была весьма шокирована, когда он, добродушно засмеявшись, задержал свой взгляд на округлостях ее фигуры, которые явственно проступали под тонкой тканью платья.

— Но не такая холодная и чопорная, какой хотите казаться в моих глазах, — сказал он мягко. — Я видел вас с вашей сестрой — даже тигрица не способна столь восхитительно защищать свое потомство. А ваше сегодняшнее общение с детьми! Вы не казались сдержанной англичанкой, ни в коей мере!