Фрида Митчелл - Неосторожный шаг

— Ты знаешь — мне было хорошо тогда.

— А я был очень сдержан с тобой, разве не так? Вежливый поцелуй при расставании и никаких вольностей. Я и сам не мог поверить, что способен на подобное. Будто в тридцать шесть лет я перестал быть Филиппом де Сенрэ! — В его голосе прозвучала мягкая самоирония, но можно было почувствовать и нотку досады. — Поэтому я решил, что сделанное однажды может быть повторено вновь в подходящее время. Я могу быть терпеливым — у меня нет выбора, черт возьми! Я бы ждал, пока ты не приедешь навестить Джулию, и тогда продолжил бы постепенно, шаг за шагом, завоевывать тебя, пока не победил бы. Казалось, это так просто.

— Филипп!..

— Но ты, ты крепкий орешек. — Теперь он смотрел на нее с вызовом. — Что есть во мне такого, из-за чего ты меня так ненавидишь?

— Я не испытываю к тебе ненависти. — Ее сердце стучало как барабан.

— Ты всегда так обращаешься с людьми, которых любишь?

Она была избавлена от необходимости отвечать на эту колкость, так как машина въехала во двор дома Филиппа.

В гостиной он повернулся и скользнул взглядом по ее хрупкой фигуре.

— А ты похудела. — Он быстро приблизился к ней и стал внимательно ее разглядывать. — Почему? Ты и так была слишком худая.

Сочувственный взгляд и слова Филиппа чуть не вызвали у нее слезы, которые она и без того с трудом сдерживала. Этот прелестный фермерский дом Элизабет уже не чаяла увидеть вновь.

— А ты в полном порядке, я полагаю?

— Уж куда как в порядке. — Филипп улыбнулся, но она была просто не в состоянии улыбнуться ему в ответ.

— В больнице, в то утро, когда родилась Патриция, ты был отвратителен, — заявила она напрямик. — Совершенно отвратителен.

— Я просто оцепенел, — признался Филипп, медленно покачав головой, когда встретил ее взгляд. — Тебе трудно это представить? Думаешь, что я человек из камня? Так вот, могу тебя заверить, Элизабет, что я был потрясен, когда увидел тебя в комнате. Я жаждал заключить тебя в объятия, излить свою любовь и добиться твоей взаимности любой ценой. Другая, разумная, часть моего существа подсказывала, что я должен следовать избранному пути и продвигаться по нему медленно и осторожно. — На минуту он замолчал, а потом продолжил — А, черт, я мог бы продолжать говорить так всю ночь, но нам это теперь не поможет. Первый раз в жизни я потерял почву под ногами и не знал, как справиться с этим… Я предполагал быть в Марселе в первой половине дня. Эту деловую встречу я не мог пропустить. Я оставил номер телефона своего отеля в письме, где просил тебя позвонить мне.

— Я не знала.

— А если б знала, то позвонила бы? — спросил он тихо, глядя ей прямо в глаза. — Ответь, Элизабет.

— Не знаю… — Отступив на шаг, она села в одно из больших кресел. — Я думала…

— Я знаю, что ты думала, — сказал Филипп сухо, продолжая смотреть на ее поникшую голову, на светлые волосы, отливавшие золотом. — В тот день, когда я покидал Нью-Йорк, ты ясно дала понять, к какого сорта мужчинам ты меня причисляешь, но я надеялся, что, оставив свои подозрения относительно Мирей, ты сможешь осознать, что была не права в остальном. Мирей — красивая, чувственная женщина… и крайне избалованная, тщеславная, раздражительная, эгоистичная, мелкая… Нужно ли продолжать? — спросил он с сарказмом.

— Но ты был так приветлив с нею, — робко возразила она.

— Элизабет, она дочь лучших друзей моих родителей, — объяснил он терпеливо. — Что, по-твоему, я должен был делать? Плюнуть ей в глаза? Ее мать в течение ряда лет пытается поженить нас, но Мирей очень хорошо знает, как я смотрю на это. Я часто ставлю ее на место — ей нужен кто-то, чтобы держать ее в узде. Но Мирей привыкла видеть мужчин у своих ног, и тот факт, что один из них оказался невосприимчив к ее чарам, должно быть, сводил ее с ума.

— Ты когда-нибудь приглашал ее провести с тобой время? — спросила Элизабет, чувствуя необходимость задать наболевший вопрос.

— Несколько раз, когда она была моложе и немного помягче характером, — ответил он небрежно. — Вечеринки с общими друзьями и тому подобное. Но я никогда не получал удовольствия от ее компании. — Теперь он смотрел ей прямо в глаза. — Это правда, Элизабет. Между нами никогда не было иных отношений, кроме дружеских. Я знаю тип женщин, к которому относится Мирей. Мир полон красивых избалованных женщин, каждая из которых считает себя центром Вселенной. Я не ангел, я это уже говорил, и никогда не пытался им казаться. Но с Мирей? Нет. Ничего такого не было и в помине.

— Я вижу. — Элизабет смотрела на смуглое лицо Филиппа, которое было так близко от нее, и чувствовала в душе сумятицу. Она почти уже верила ему, знала теперь, что он не относится к тем мужчинам, которые способны делить свою любовь между двумя, но… Но это не означало, что та женщина, которую он безраздельно любит сейчас, будет последней в его жизни и не уступит место другим в длинной череде любовных увлечений. В конце концов, он устанет от нее — и тогда… Что будет тогда, Элизабет даже думать не хотелось.

— «Я вижу»? Разве это ответ? — Она не ведала, что красноречивая игра эмоций на ее лице причиняет ему острую боль. — Неужели это тебя не трогает?

— Филипп…

— Нет! Хватит! — отрезал он, глядя на нее с лихорадочным блеском в глазах. — Ты всегда произносишь мое имя так, как сейчас, когда начинаешь отдаляться. Ты делаешь это столь ловко, что все время остаешься закрытой для меня, отгороженной стеной недоверия. Я ожидал многого, когда рассказывал тебе о Клэр. И то, что это не смогло изменить твоего отношения ко мне, я не ставлю тебе в вину. Я действовал, как избалованный ребенок, сконцентрированный на своих чувствах, и получил за это по заслугам. — В его голосе слышалась горькая ирония. — Ты ни в чем не виновата. Не прав был я и готов это признать. Но я не позволю тебе больше возводить барьер между нами. Элизабет, я знаю, что тебя влечет ко мне. Это не так уж мало для начала.

— Я не могу позволить себе пойти на поводу у этого влечения. Прости меня, — сказала она горестно.

— Нет, можешь! — Он бросил на нее пылкий взгляд. — Как бы ты ни любила мужа, как бы ни тосковала без него, его нет здесь, а я перед тобой. Я люблю тебя, Элизабет. — Эти слова были исторгнуты из глубины души. — Я боролся, пытаясь подавить свое чувство, говорил себе, что это глупость — дать увлечь себя другой женщине после Клэр. Но рассудок здесь бессилен, это дело сердца. Я не хотел говорить тебе о своей любви, но я не желаю, чтобы ты хоронила себя, свою душу, разум и тело, как ты это делала в последние три года. Возможно, ты никогда не будешь испытывать ко мне такие же чувства, какие я испытываю к тебе, но, по крайней мере, я могу помочь тебе начать жизнь заново.

Это убивало ее. Он только что разрушил ее последнюю защиту тремя простыми словами: «я люблю тебя».