Патриция Уилсон - Навстречу судьбе

— После вас, мадемуазель Брайант. — Француз почти не скрывал нетерпения, он, очевидно, желал поскорее высказаться и уйти.

До этой минуты Дженна не понимала, как она слаба, но сейчас ей пришлось крепко вцепиться в спинку дивана. В больнице ей объяснили, что стекло перерезало артерию и без переливания крови не обойтись. Состояние Дженны, оставлявшее желать лучшего, сейчас значительно ухудшилось: гость встревожил ее, и тревога не прибавила Дженне сил.

Как только она сдвинулась с места, стало ясно, что ее неподвижность была обороной, а не вызовом. Не успела Дженна сделать и двух шагов, как гость бросился к ней через всю комнату.

— Mon Dieu [1] Боже мой! (франц.) . Да вы нездоровы! Значит, потому вы так бледны?

Казалось, Лемаршан искренне потрясен, его голос стал глухим и взволнованным, и Дженна с трудом удержалась от искушения разыграть из себя полного инвалида — а так хотелось отплатить ему за прежний пренебрежительный тон. Однако под взглядом гостя ей не осталось ничего иного, как сказать правду.

— Я не больна, месье, просто утомлена. Я попала в аварию и вернулась домой из больницы только вчера вечером.

— Depuis quand? [2] С каких пор? (франц.)

Дженна ответила гостю удивленным взглядом синих глаз, и тот пожал плечами, недовольный собственным неожиданным переходом на родной язык.

— Сколько вы там пробыли, мадемуазель? Когда произошла авария?

— Чуть больше двух недель назад — на следующий день после получения вашего письма, месье Лемаршан.

— Понятно. — К удивлению Дженны, гость взял ее под руку, решительно побуждая опереться на него, и помог сесть. — Что это была за авария, мадемуазель?

— Машину занесло, и она врезалась в стеклянную витрину. К несчастью, я находилась поблизости, и стекло угодило мне в ногу.

— Эта травма была единственной?

Лемаршан занял кресло напротив и пристально оглядел собеседницу. Даже в деловом костюме он казался не просто хорошо одетым, а суперэлегантным, и Дженна не могла не задаться мысленно вопросами, что он за человек и чем зарабатывает себе на хлеб. На вид Лемаршану было лет тридцать пять — тридцать шесть, и выглядел он преуспевающим во всем. В его манерах чувствовалась пугающая властность, от него веяло силой и богатством. Ответ на его вопрос дался Дженне с трудом, но гость, по-видимому, не ожидал ничего иного.

— Да… Но она оказалась нешуточной.

— Если бы не авария, вы приехали бы во Францию?

Лемаршан взглянул на нее так, словно побуждал дать утвердительный ответ, словно в этом случае согласен был простить ее с высокомерным снисхождением. Неожиданно вспыхнувшее в Дженне раздражение почти полностью убило трепет по отношению к незнакомцу. К тому же, усевшись, она чувствовала себя не так уж плохо, а чутье убеждало ее быть настороже.

— Не знаю, месье, — солгала она. — Тот день был последним учебным днем в школе, и я собиралась позвонить позднее, хотя еще и не решила, что скажу вам.

— В школе? — По какой-то причине он уцепился за это слово и пропустил мимо ушей остаток фразы.

— Я учительница, месье Лемаршан. Преподаю английский в школе для девочек. — Лемаршан смотрел на нее в упор, пока Дженна не начала испытывать неловкость и волнение. Выражение в темных глазах гостя значительно смягчилось, но все-таки эти глаза словно впивались в Дженну, вызывая в ней нелепое желание виновато опустить голову.

Вместо этого она ответила Лемаршану вызывающим взглядом.

— Думаю, пора вам сообщить, почему вы явились сюда, месье.

— Разумеется, мадемуазель. — Он откинулся в кресле и прекратил пристальный осмотр, отвечая Дженне более мирным взглядом. — Я прибыл сюда потому, что отец оставил вам наследство. Перед отъездом я должен выяснить, как вы намерены поступить с ним.

— Наследство?! — Отец Дженны был художником, и, по словам матери, не очень удачливым.

— Да, наследство, мадемуазель. Дом во Франции, в котором ваш отец прожил пятнадцать лет. Он поселился там с моей матерью сразу же после их свадьбы. Много лет назад я тоже время от времени гостил там. Некогда теплый, уютный дом стоит теперь одиноким и опустевшим — потому что ваш отец умер. Вы являетесь его дочерью, и закон помнит о вас.

Дженна тупо уставилась на собеседника, перестав понимать его. Ален Лемаршан! Значит, он приходится ей сводным братом? Расселл Брайант женился на его матери, зажил счастливо, поселился в уютном доме. Закон не забыл о ней. А вот отец забыл, отверг родную дочь и принял чужого сына с распростертыми объятиями. Сколько лет тогда было ее сводному брату? Двадцать или двадцать один? Достаточно, чтобы самому позаботиться о себе. Ей, Дженне, в то время было всего восемь.

Персиковый румянец вновь выступил на ее щеках, на сей раз от гнева и горечи. Дженна не нуждалась в наследстве, оставленном отцом, и собиралась недвусмысленно заявить об этом Алену Лемаршану. Если ему настолько дорог этот дом, пусть уходит отсюда и живет в нем сам, купаясь в счастливых воспоминаниях.

Трепет Дженны перед элегантным гостем исчез. Сейчас она понимала только, что он тоже приложил руку к испытанному ею в жизни обману, и это чувство вызывало в Дженне холодную ярость.

— Сожалею, что из-за этого вам пришлось ехать в такую даль, месье Лемаршан: Можно было поручить это дело юристам, я уже привыкла общаться с ними. В Англии у меня есть поверенный, который может взять все хлопоты на себя.

Секунду Лемаршан пристально смотрел на нее. Стоило Дженне повысить тон, как осмотр в упор возобновился, но девушке удалось сохранить на лице невозмутимое, холодное выражение, хотя душа у нее заныла от давнего горя, от ощущения своей брошенности и малоценности. Этот комплекс вызвал в ней отец много лет назад, а Дженна до сих пор не могла победить его. Такого наследства ей вполне хватало.

— Я приехал потому, что счел это своим долгом, — спокойно сообщил ей Лемаршан, хотя ледяное выражение лица Дженны его смущало, он не знал, как выразить свою участливость наиболее убедительно. — Понимаю, вы слишком молоды, и…

— Двадцать четыре года — это уже не юность, месье!

— Это уже преклонный возраст, — съязвил он, вновь заставив Дженну залиться румянцем. — Оставим в покое ваши годы. Мой долг — повидаться с вами и все объяснить.

— По-моему, здесь нечего объяснять, — резко возразила Дженна. — Мне оставлен дом во Франции — с этим все ясно, и кроме того, я собираюсь…

Вознамерившись было сгоряча выпалить, что она не примет никакого наследства, Дженна вдруг осеклась. Слова застыли у нее на губах, когда Лемаршан поднялся и начал нервно вышагивать по комнате, сунув руки в карманы.

— Не совсем так, мадемуазель, — отчетливо произнес он, поворачиваясь к Дженне. — Французские законы о наследовании совсем не похожи на те, к которым привыкли вы. У вас есть наследство, и это наследство — недвижимость. Однако вам принадлежит не дом во Франции, а только часть дома. Оставшиеся две части поделены между двумя людьми.