Марджори Уорби - До встречи с тобой…

— Наверное, это было для вас настоящим шоком, — сказала Джоанна, сама сильно волнуясь.

— Да, конечно, но таким приятным. Понимаешь, я так боялась, что когда мы найдем тебя, ты не захочешь нас видеть. Конечно, у тебя есть все основания не любить нас. Но Чарльз сказал мне, что ты сразу согласилась поехать. Я так рада, что ты не питаешь к нам неприязни.

— Конечно, не питаю, — мягко заверила ее Джоанна. — Надеюсь, что и вы не разочаруетесь во мне.

— Никогда, — последовал твердый ответ. — Мы все с нетерпением ждем завтрашнего дня. Но не буду отвлекать тебя разговорами. Чарльз сказал, что ты очень устала и хочешь пораньше лечь спать. Отдыхай, моя дорогая, и поверь: мы будем рады тебя видеть. Спокойной ночи, дитя мое.

— Спокойной ночи… бабушка.

Джоанна услышала, как ее собеседница положила трубку, и сама медленно вернула трубку на рычаг. Несколько мгновений она неподвижно сидела на краю кровати, губы ее дрожали: А потом по щекам покатились слезы, она закрыла лицо руками и разрыдалась, оплакивая одиночество и боль своего долгого изгнания.

Когда на следующее утро Джоанна спустилась к завтраку, Чарльз уже сидел за столиком у окна. Спала она на удивление хорошо и проснулась только когда портье позвонил ей. Отдохнувшая, полная новых сил, она надела легкий темно-синий костюм с белой блузкой. Юбка в крупную складку и короткий жакет без воротника, украшенный единственной перламутровой пуговицей придавали Джоанне очень юный и в то же время элегантный вид. Проходя к своему столику, она чувствовала на себе восхищенные взгляды.

Чарльз читал газету, но, увидев Джоанну, тут же отложил ее и встал.

— Может быть, попробуете английский завтрак? Или ограничитесь кофе с булочками? — поинтересовался он, когда девушка села за стол.

— Ну, наверное, в чужой монастырь… — улыбаясь, начала она.

— Ваша профессия требует жесткой диеты? — спросил Чарльз, когда она вместо овсяной каши выбрала грейпфрут.

— Нет. К счастью, я могу есть, сколько захочу. Пожалуйста, читайте свою газету. Я знаю, что у англичан так принято.

— А что принято во Франции? Наверняка даже французская галантность имеет предел?

— Не знаю. Обычно я завтракаю одна, — беспечно сказала Джоанна. — Да, вот еще что… — вспомнила она свое вчерашнее затруднение. — Не могли бы вы дать мне некоторую сумму в английской валюте? У меня только франки, и вчера я не смогла дать чаевые носильщику.

— Конечно. Я совершенно забыл. — Он достал несколько банкнот и горсть серебра и положил их рядом с ее тарелкой.

Джоанна поблагодарила его и спрятала деньги в сумочку. Поднимая глаза, она перехватила презрительный взгляд тучной матроны, сидевшей за соседним столиком.

Джоанна сосредоточила внимание на еде, изо всех сил стараясь не рассмеяться.

— Что вас позабавило? — поинтересовался Чарльз.

— Только то, что вы возмутили нашу соседку, — тихо ответила она. — Она, вероятно, подумала, что я — сомнительная дамочка. Надеюсь, она не пойдет жаловаться управляющему.

Чарльз осторожно взглянул на соседний столик и встретил гневный взгляд дамы.

— Простите. Я поступил не очень тактично, — признался он.

— Я подумала о другом, — задумчиво произнесла она. — Может быть, мне лучше утаить, что я работаю в кабаре. Люди почему-то считают, что артисты, работающие в ночных клубах и кабаре, ведут аморальный образ жизни. Мне бы не хотелось компрометировать вашу семью.

— Мне кажется, вы все равно привлечете к себе внимание, — с улыбкой сказал он.

— В самом деле? Почему вы так думаете?

Он перевел взгляд с ее лица на изящные руки с ухоженными ногтями, покрытыми розовым лаком.

— В наших местах не привыкли к парижской элегантности, — мягко заметил он.

— Ну, если хотите, я могу одеться еще проще, — серьезно предложила она.

Чарльз усмехнулся.

— Нет, не надо. Если только вам не вздумается надеть расшитое блестками платье, что было на вас тем вечером, вы, я думаю, избежите серьезного осуждения.

Джоанна с удивлением почувствовала, что краснеет. Она совсем забыла, что в тот вечер, когда Чарльз появился в кабаре, на ней был один из самых открытых сценических костюмов. Мысль о том, что он видел ее в нем на сцене и за кулисами, почему-то смутила девушку.

— Вы, наверное, были в ужасе, — сказала она.

— Не особенно. — В его глазах мелькнул насмешливый огонек. — По сравнению с костюмами некоторых танцовщиц ваш выглядел вполне пристойно.

— Не я сама выбираю такие наряды. Это часть моей работы, — зачем-то начала объяснять она.

— Вы, похоже, считаете меня довольно ограниченным человеком, — заметил Чарльз, наливая себе вторую чашку чая.

— Вовсе нет. Но одно дело видеть незнакомую девушку в… в весьма откровенном наряде, и совсем другое — вдруг узнать, что она доводится тебе родственницей, — заявила Джоанна.

— Не думайте об этом. Наши родственные отношения такие отдаленные, что о них можно позабыть.

Примерно через час начался последний этап их путешествия. Густой утренний туман рассеялся, а когда они выехали из города, из-за облаков выглянуло бледное солнце.

На скоростной дороге до Мейдстоуна Чарльз все внимание уделял движению, лишь изредка указывая Джоанне на местные достопримечательности. Вскоре они въехали в предместья Лондона.

— Расскажите, как Майкл зарабатывал на жизнь? — неожиданно спросил Чарльз. — Ведь по разным странам без денег не поездишь.

Джоанна вздрогнула. Она давно ждала этого вопроса и решила для себя, что раз уж нельзя употребить заведомую ложь, надо хотя бы скрыть правду. «Все и так говорит не в мою пользу, поэтому не стоит еще более ухудшать это мнение», — подумала она.

Но сейчас, неизвестно почему, она решила рассказать Чарльзу правду.

— Конечно, — неловко согласилась она. — Сначала он служил в одной конторе в Марселе. Но канцелярская работа была ему скучна, и он скоро оставил ее.

— Почему он не вернулся к живописи? — поинтересовался Чарльз.

— Он возвращался… время от времени. Мы переехали в Монако и поселились в очень дешевом пансионе. НО тогда люди почти не покупали картин, и у отца пропало всякое желание их писать. Однажды он пошел в казино и выиграл в баккара крупную сумму.

Джоанна замолчала, вспомнив далекий летний вечер, когда она проснулась и увидела огромный букет мимоз на столе и отца, который пил шампанское из розового стаканчика для зубных щеток. Он и ей дал попробовать, от пузырьков газа у нее защипало в носу. Потом отец присел на край ее постели и сказал, что они уплывут в Южную Америку на первом же корабле.

— Мы отправились в Рио, — продолжала Джоанна. — Мы плыли туда три недели, а мне хотелось, чтобы это путешествие длилось вечно. Уложив меня спать, папа обычно играл в карты с богатыми бизнесменами. Потом он всегда играл в карты… везде, куда бы мы не приезжали. — Она помолчала. — Мне, наверное, было уже тринадцать, когда я узнала, что он… профессиональный карточный шулер, — очень тихо сказала она. — Я знала, что он играет в карты на деньги и почти всегда выигрывает, но не понимала, почему.