Роум Маргарет - Замок цветов

— Скоро облака рассеются, и можно будет полюбоваться чудесным видом средиземноморского побережья, — сказала стюардесса, сразу угадавшая пассажирку-новичка. — А пока поешьте, пожалуйста. Если не понравится, я подам другое.

Ален не принимал участия в разговоре — он сидел, погрузившись в мрачное молчание, ел очень мало и едва пригубил шампанского из бокала, который крутил в длинных чутких пальцах. С каждой милей он становился все более напряженным, и, когда пилот объявил: «Мсье граф, мы заходим на посадку», он так стиснул ножку бокала, что тот хрустнул в его руке.

— Ален! Ты не порезался?

Флер наклонилась посмотреть, но Ален поспешно спрятал руку в карман.

— Ничего страшного, — резко ответил он, сильно побледнев. — Не суетись, пожалуйста.

У Флер не было времени на споры, потому что появилась стюардесса, чтобы проверить, застегнуты ли привязные ремни.

Через несколько минут самолет плавно приземлился. Их с Аленом тут же проводили в роскошный лимузин и повезли по совершенно невероятной красоты местности — нечто подобное, Флер раньше видела только в кино и с трудом верила, что так бывает на самом деле.

Слева, вдали, виднелись горы с белыми вершинами, а справа, вдруг показалось синее море, показалось и… исчезло, словно кокетливо подмигнувший синий глаз ветреной красавицы. Дорога вилась среди холмов, поросших чабрецом, розмарином, майораном и амброзией, вдвойне привлекательных своим первозданным видом. Среди сосен прятались маленькие домики, а небольшие ручейки, журча, бежали в долины, покрытые буйной субтропической растительностью. Воздух был напоен благоуханием, которое бывает, наверное, только в библейском раю. То и дело мимо проплывали роскошные виллы, окруженные просторными садами, где цвели экзотические цветы и взмахивали своими листьями пальмы; а вдоль дороги, как часовые, стояли кипарисы…

Флер едва сдерживала восторженные восклицания, но, когда они все-таки прорывались, мрачное лицо Алена заставляло ее умерить свой пыл. Пришлось сложить на коленях руки и молча восхищаться красотами природы.

Когда машина, затормозив, свернула на боковую дорогу, перегороженную чугунными коваными воротами, Флер опомнилась, и ее сердце встревожено забилось. Это, наверное, дом Алена? Высокая башня в отдалении напомнила ей о средневековых замках…

Мощную квадратную центральную часть замка с четырех углов замыкали башни, соединенные друг с другом зубчатой стеной с бойницами. Флер не удивилась бы, если бы вышли стражники в форме и при оружии или раздался салют из десяти пушек. Подъехав ближе, она увидела во дворе толпу народа, а вдоль последних метров их пути по обеим сторонам стояли люди с валторнами. Машина была замечена, музыканты по сигналу заиграли приветственный марш. Флер показалось, будто она попала в двенадцатый век. Нечего удивляться, что Ален так себя ведет, если у них приняты такие порядки: его горделивость, высокомерие шли вовсе не от заносчивости или дурного характера. Здесь, в Провансе, французскую аристократию по-прежнему уважали и почитали.

Заслышав звуки валторн, Ален выпрямился, вздернул подбородок, пытаясь справиться с собой перед предстоящей церемонией. Он не был дома два года и поклялся, что не вернется, пока снова не станет видеть, но теперь сам же нарушил свою клятву. Флер решила подбодрить его:

— Какая чудесная встреча, Ален! Должно быть, очень приятно знать, что так много людей рады приветствовать тебя дома. — Она заметила несколько человек, стоявших отдельно на верхней площадке каменной лестницы, ведущей к главному входу в замок. — Кажется, я вижу твою взволнованную маму.

— С кем она?

Рядом со стройной пожилой женщиной стояла девушка, а на шаг позади них — мужчина, который, кажется, был на несколько лет моложе Алена. Флер собралась рассказать ему об этом, но машина остановилась, и шофер распахнул перед ними дверцу.

Когда Флер и Ален вышли, раздались громкие крики приветствия. Флер, привычным движением, взяла Алена под руку, чтобы вести его к дому. К ее удивлению, тот не стал хмуриться, решив, что лучше примириться с ее настойчивостью, чем споткнуться под внимательными взглядами десятков людей.

Толпа двинулась к ним навстречу — женщины и девушки в черном, с покрытыми головами; загорелые, крепкие мужчины; старики, снявшие береты в знак почтения к молодому графу, которого они явно обожали.

Впервые Флер увидела, как Ален счастливо улыбается, отвечая на приветствия, по имени называя каждого, кто обратился к нему, словно он мог всех видеть и всех узнать… Из толпы к ним протиснулась какая-то старушка и схватила Алена за рукав. По лицу ее бежали слезы.

— Мой бедный Ален, какая жалость!..

Флер плохо знала французский, но это искреннее чувство не понять было невозможно, и она внутренне сжалась, ожидая вспышки гнева. Однако Ален взял руку старушки, сжал ее в своих ладонях и ласково ответил:

— Не плачь, матушка Руж… ничего… — и тихо двинулся дальше.

Они подошли к подножию лестницы, где их встречала семья. К счастью, прежде чем Флер собиралась предупредить Алена о первой ступеньке, к ним спешно спустился молодой мужчина и, взяв его под локоть, осторожно повел наверх.

— Добро пожаловать домой, дорогой Ален, давно же тебя не было!..

Ален сразу перестал улыбаться и ответил с явной издевкой:

— Едва ли мышь будет рада возвращению кошки, Луи… Брось лицемерить! Или ты думаешь, что вместе со зрением я лишился и рассудка?

Флер тихонько ахнула.

— Ну, Ален, зачем так реагировать на приветствие кузена?.. — Тот поклонился Флер, обратив внимание на ее побелевшую, чуть закушенную нижнюю губу. — Твоя жена просто в ужасе. Скажи ей, что я не такой уж дикарь, а то она, кажется, готова убежать.

— Это мой двоюродный брат. Лучше всего не верить ни единому его слову. В некотором смысле, Луи безвреден — потому что ему не хватает ни темперамента, ни ума. Он, ничуть не смущаясь, прожигает жизнь, а потом, оправдываясь, врет как сивый мерин, — презрительно, сквозь зубы процедил Ален.

Флер поспешно отвернулась, слишком смутившись, чтобы отвечать на плутовскую улыбку кузена. К счастью, они поднялись на верхнюю площадку лестницы. Мать Алена с мучительным вниманием следила за каждым шагом сына, молясь, чтобы тот не споткнулся, направляясь к ней. Флер поняла: если бы не толпа, хозяйка дома отбросила бы всю свою королевскую сдержанность и сама побежала бы к сыну, чтобы обнять его, но ей приходилось подавлять свои чувства и вести себя так, как и положено по ритуалу. Флер испугалась — сама она совершенно не способна нести подобное бремя. Ей страшно было представить, что подумает эта элегантно одетая и тщательно причесанная женщина о жене сына — ее неловких манерах и скромном костюмчике. Конечно, Флер интересовали платья, она любила красивые вещи, но в семье викария не хватало денег на роскошества, и девушка привыкла ценить простоту, удобство повседневной одежды и, по этому поводу, никогда не комплексовала.