Сандра Даллас - Веселое заведение

— Где Нед?

Уэлкам мрачно на нее посмотрела.

— Я собрала им кое-какой еды, завернула в клетчатую скатерть и уложила все это в небольшую корзинку, а потом они вскочили на коней и умчались бог знает куда. Он — в новой, чистой рубашке, а она — в платье для верховой езды, вся такая возбужденная… Уже несколько часов минуло, как они уехали. Если хочешь знать, есть во всем этом какая-то чертовщина.

— Да ничего я не хочу знать! Разве я тебя о чем-нибудь спрашивала? — ответила Эдди. — И вообще: тебе-то какое до всего этого дело?

Уэлкам неопределенно пожала плечами.

— Ты собираешься кормить меня завтраком? — спросила Эдди.

— Нет, мадам, не собираюсь.

Эдди вздохнула.

— Ты всегда будешь мне перечить?

— Если тебя что-нибудь не устраивает — я мигом отсюда съеду. Ты только слово скажи. — Уэлкам ухмыльнулась и, опершись о столешницу, поднялась со стула. — Ладно, так и быть, дам тебе хлеба с джемом. Эта привезла в своем сундучке кувшинчик айвового джема, сегодня утром отдала его мне и сказала, чтобы я тебя угостила. Девиц я, конечно же, джемом не угощала. В один прекрасный день я накрошу кукурузного хлеба, смешаю с пареным горохом, добавлю сусла, вылью эти помои в корыто и заставлю их съесть без ложки. Кстати сказать, точно так же кормили когда-то детей рабов.

Эдди наклонилась вперед и, пристукнув одним кулачком по другому, спросила:

— Тебя так, что ли, в детстве кормили?

Лицо у Уэлкам словно окаменело. Оправив ярко-красный головной платок, она отвернулась, подошла к сушилке для посуды и взяла большой разделочный нож. Достав из шкафчика начатую буханку хлеба, она отрезала ломоть, положила его на тарелку, а потом, прихватив масленку и кувшинчик с джемом, отнесла все это на стол.

— А ведь ты была рабыней, верно? — спросила Эдди.

— Я была еще совсем молоденькой, когда пришла свобода, — сказала Уэлкам, не отвечая на вопрос впрямую.

Эдди не стала на нее давить. Щедро намазав хлеб джемом, она некоторое время молча жевала, погрузившись в размышления. Потом спросила Уэлкам, есть ли на сундучке Эммы замок.

Уэлкам никак на ее слова не отреагировала, но, в свою очередь, задала ей вопрос:

— Как же ты допустила, чтобы он вот так ее увез — даже не в двуколке? Она, правда, очень хотела прокатиться на лошади, но бокового дамского седла у тебя-то ведь нет, верно? Вот она и уселась верхом, как мужик. Выглядело это, доложу я тебе, не лучшим образом.

Эдди с любопытством на нее посмотрела.

— Во второй раз спрашиваю — тебе-то какое дело?

— Говорю же — неважно это выглядело. Даже неприлично, можно сказать. Поскакала, понимаешь, враскоряку, как какая-нибудь фермерша. Никакого тебе лоска.

— У нас, между прочим, публичный дом, — фыркнула Эдди, — или ты забыла? Мы тут не такие рафинированные, как мистер президент Гровер Кливленд.

— Эта женщина — не публичная девка.

— Она сама захотела здесь остаться. А если расхочет — я ее удерживать не стану.

Уэлкам присела за стол и стала растирать себе ноги.

— Не нравится мне все это.

— Твоего мнения никто не спрашивает. Кроме того, ты, как и все, тоже можешь ошибаться. Помни об этом.

Эдди взяла еще один ломоть хлеба, намазала его маслом, положила поверх несколько ложечек джема и откусила кусочек.

— Айвовый джем… Не понимаю, почему люди делают джем из айвы? Почему не из слив или персиков? — спросила она.

— Может, она уехала из Канзаса раньше, чем там поспели сливы.

— Похоже, ты большой специалист по сливам.

— Ага, а ты по айве.

Эдди рассмеялась и покачала головой. Благодаря Уэлкам на душе у нее стало немного легче. Засунув остатки бутерброда с джемом себе в рот и тщательно облизав пальцы, она объявила, что собирается заглянуть в сундучок Эммы.

Собиравшая со стола посуду Уэлкам замерла и вопросительно посмотрела на Эдди.

— С каких это пор ты записалась в ищейки?

— Ни в какие ищейки я не записывалась, — обиделась Эдди. — Но надо же знать, кто живет под твоим кровом. Что, если эта особа — морфинистка? В таком случае в одно прекрасное утро все мы рискуем проснуться с перерезанным горлом — и ты тоже. Возможно также, она курит опиум. Тогда она может спалить это заведение вместе с девицами. А я, между прочим, за своих девочек несу ответственность. Она вполне может быть наркоманкой — уж больно тощие у нее бедра, — продолжала повествовать Эдди. — Да и вся она такая худющая, что ребра у нее, должно быть, постукивают друг о друга, как сухие кукурузные стебли. А наркотик, как известно, иссушает людей.

Уэлкам попыталась было сохранить на лице невозмутимое выражение, но не смогла и начала тихонько смеяться.

— Я, конечно, не утверждаю, но все может быть, — сказала Эдди, но потом, не выдержав, тоже рассмеялась. Ее неожиданно захлестнуло теплое чувство по отношению к Уэлкам. — В конце концов, это мой дом, и я имею право осматривать здесь все, что мне вздумается, не так ли? Если хочешь глянуть, что у нее в сундучке, тогда пойдем со мной. — Эдди встала из-за стола и, смахнув крошки со своего пеньюара, направилась в спальню. Уэлкам последовала за ней.

Эдди не помнила, чтобы ее комната хоть когда-нибудь была так чисто прибрана и находилась в таком идеальном порядке. Щетка для волос, гребень, бархотка для ногтей и зубная щетка, принадлежавшие Эмме, лежали на крышке бюро на равном расстоянии друг от друга; рядом с ними выстроились, как крохотные солдатики, шпильки для волос. Пол сверкал, как зеркало, а мебель, должно быть, недавно протирали влажной тряпкой, поскольку на ней не было того привычного налета из пыли и грязи, которые приносил каждый день сквозь окно ветер. На покрывале не было ни морщинки, и Эмма, видимо, подтянула на кровати ремни, на которых лежал матрас, так как он больше не провисал. Под кроватью стояла пара стареньких, скромных туфель, которые, однако, были тщательно вычищены. На вколоченном в дверь гвоздике висело черное платье.

— Готова спорить, что не ты убирала эту комнату, — сказала Эдди.

Уэлкам покачала головой.

— Она такая нервная. С чего бы ей нервничать, как ты думаешь? — спросила Эдди.

Она попыталась открыть крышку сундука, но выяснилось, что он заперт.

— Эта женщина мне не доверяет. Разве добропорядочные гости так себя ведут? — спросила Эдди. — Меня, к примеру, это оскорбляет.

Уэлкам повернулась и уже хотела было выйти из комнаты, но ее остановили слова Эдди:

— Куда ты так торопишься? Думаешь, я не в состоянии открыть замок у какого-то сундука?

Эдди взяла с бюро одну из принадлежавших Эмме шпилек, нарушив тем самым их идеальный солдатский строй, опустилась у сундучка на колени и вставила шпильку в замочную скважину. Потом она стала очень медленно поворачивать шпильку в замке по часовой стрелке. Через несколько секунд послышался негромкий щелчок, и Эдди, с торжеством посмотрев на Уэлкам, подняла крышку.